– Так вот что означали ваши слова «не было романа в реальной жизни». Вы имели в виду Лару из «Доктора Живаго»!
– Конечно, – улыбнулся Омар Шариф и похлопал себя по карманам. – Опять потерял зажигалку. Погодите, я раздобуду огонь.
Он подозвал официанта, и тот принес спички.
– Скажите, пожалуйста, что вы делаете в Париже, русская дама Люда?
– Ничего особенного… – Более загадочного ответа мне придумать не удалось.
– А вы умеете играть в бридж?
– Пробовала однажды, но моя тупость так травмировала партнеров, что я поставила на себе крест.
– И зря. Хотите научиться?
– Тратить на это время в Париже?
– Я не собираюсь тратить ваше время, – засмеялся Омар Шариф. – Я хочу вам подарить кое-что на память.
Он открыл сумку и вынул довольно толстую книжку.
OMAR SHARIF. «МА VIE AU BRIDGE» («Моя жизнь в бридже»).
– Спасибо большое… Но, скажите, вы всегда таскаете с собой книжки на случай знакомства в кафе? – Я брала реванш за разлитый бокал абсента.
– Нет конечно, хотя это прекрасная мысль. Книжка эта вышла вчера, и сегодня утром я выступал с рекламными целями в универмаге «Printemps». Отвечал на вопросы, подписывал автографы. Вот случайно остался экземпляр.
Омар Шариф вынул из нагрудного кармана своего блейзера паркеровскую ручку и надписал: «То Luda Shtern with love».
И теперь в моей домашней библиотеке есть французская книжка по бриджу. Книжка, которую я никогда не прочту.
Золотой верблюд
Не приходилось ли вам в детстве, заснув в постели под равномерный стук дождя, оказаться героем сказки из «Тысячи и одной ночи»? Это случилось со мной. И не во сне, а наяву, и не в детстве, а сравнительно недавно. Но позвольте по порядку.
По тому, где человек паркует свою машину, можно судить, насколько он азартен и любит риск. Ни тотализатор, ни покер, ни русская рулетка не выявляют с такой очевидностью характер истинного игрока. Себя, например, я считаю человеком азартным, но не безрассудным. Тщательно проигрываю варианты наказания и почти не ошибаюсь. Впрочем, судите сами.
Однажды в Брюсселе я просидела несколько часов в библиотеке, собирая материалы для статьи о Мемлинге. Был, как обычно, дождливый день, и в окне просматривались только лужи и разноцветные зонты над головами прохожих.
От скуки я жутко проголодалась. Сдала книги, приехала в центр города и оставила машину в узкой улочке, в нескольких шагах от Гран-Плас, напротив скульптуры Писающего мальчика, почему-то являющегося национальной эмблемой Бельгии. Знаки на обеих сторонах улицы грозили египетскими казнями за парковку в этом месте. Игнорировать эти знаки было чудовищным нарушением, по масштабу не уступающим парковке немецкого самолета Матиаса Руста на Красной площади. Но я рискнула. Гостеприимные бельгийцы вряд ли уволокут машину с красными номерными знаками, которые свидетельствуют, что машина арендованная и принадлежит туристу. Турист, разумеется, балбес и уличных знаков читать не умеет, но он привез деньги и тратит их на кружева, пиво, гобелены и жареную картошку. Иначе говоря, способствует развитию бельгийской экономики. Обижать его не следует, но и потворствовать нечего. Скорее всего, повесят штрафной талон. Но кто будет платить? Я через месяц улечу в Бостон и наклею его в фотоальбом на память о Бельгии.
Итак, проиграв возможные варианты наказания, я оставила машину в абсолютно запрещенном месте и отправилась на ланч в ресторан «Поющая русалка». Вернулась через час. Как тут не вспомнить известную пословицу: «Человек предполагает, а Бог располагает»? Мой «ситроен» на месте, и даже штрафа нет. Но у него выбит левый глаз и свернут набок передний бампер. Выглядит как флюс. Виновницей оказалась молодая дама в помпезном «мерседесе». На этом красавце, так круто расправившимся с моим малюткой «ситроеном», я не заметила даже царапины. В момент моего появления полицейский составлял протокол. Разомлевшая от вкусной еды и стакана мозельского вина, я была не в состоянии разъяриться. Едва взглянув на молодую женщину в синей панамке, я прислонилась к заднему, пока еще целому бамперу моего «ситроена», размышляя, будут ли его чинить, или дадут в агентстве другую тачку, и сколько времени придется убить на эту волокиту.
– Миссис Штерн! Не может быть! – закричала синяя панамка и бросилась мне на шею.
Это оказалась Нана Ремо, подруга моей дочери Кати. Они вместе учились в Колумбийском университете и жили в одной комнате в общежитии. На втором курсе Катя привезла Нану к нам в Бостон на рождественские каникулы. Ее родители находились в процессе развода, и ей не хотелось ехать домой. После окончания университета пути их разошлись. Катя поступила в аспирантуру Йельского университета, а Нана вышла замуж за сокурсника, племянника шейха из какой-то арабской страны, и укатила в далекие пустыни. Год или два Катя получала от нее открытки, а потом следы ее затерялись.