Хотя Шопенгауэр говорил, что «цель оправдывает средства», но простодушное сочетание массового убийства животных с Красным Крестом меня немало поразило.
Если вы любите корриду, по телевизору ее смотреть даже интереснее, чем в натуре. Крупный план позволяет видеть выражение лица тореадора, каждый изгиб его тела, малейшее его движение. Вам даже кажется, что вы слышите, как он шепотом разговаривает с быком: «Ну, давай, милый, дорогой, шевелись!» Но на последней стадии боя вам показывают чудовищное по жестокости зрелище. Всюду – кровь, кровь, кровь. Кровь струится по вздувающимся блестящим бокам прекрасного животного… Кровь хлещет из пасти… Налитые кровью, обезумевшие от боли глаза…
Паломо Линарес убил пять быков. А с последним, шестым, произошло вот что. Уже его кололи пикадоры, уже в него вонзали бандерильи, уже Линарес начал свой зловещий танец смерти. Но вдруг остановился, подошел к барьеру и о чем-то посовещался с президентом корриды. Президент кивнул, тореадор сделал знак рукой, и из корраля выпустили волов и погнали на середину арены, чтобы привлечь внимание быка. Бык их заметил и ринулся в атаку. Служители, хлеща волов кнутами, стали разворачивать их обратно в корраль. Бык погнался следом за ними и тоже скрылся с арены. Трибуны воем и свистом одобрили эту акцию.
– Что это значит? – стали мы теребить Марту и ее друзей.
– Паломо Линарес помиловал последнего быка за его благородство, смелость и редкие бойцовые качества.
(Естественно, что мы с Витей не уловили никакой разницы между поведением этого быка и пяти предыдущих.)
– Что же теперь с ним будет?
– Подлечат и отправят на ферму давать потомство.
На столе дымился котелок с отлично приготовленной паэльей – испанской версией плова с курицей, мясом и моллюсками в ракушках. В бокалах алело, как расплавленный рубин, любимое арагонцами вино «Rioja».
Обсуждение корриды казалось неизбежным. Мы с Витей решили не деликатничать, и у нас состоялся такой обмен мнениями.
Мы: Как нормальные, цивилизованные люди могут смотреть без содроганья на раненое, истерзанное животное?
Они: Коррида – спорт, в котором побеждает сильнейший.
Мы: Какой же это спорт? Коррида – это убийство, потому что у быка нет никаких шансов.
Они: А какие шансы у коров, быков, свиней и овец, миллионы которых ежедневно забивают на бойнях?
Мы: Есть разница – убивать для поддержания жизни или для развлечения. Скот специально выращивают для человеческих нужд.
Они: Человек может прекрасно обходиться без мяса – посмотрите на вашего мужа. К тому же этих бойцовых быков тоже специально выращивают для корриды. Если бы не коррида, их бы вообще не было в природе. А так они живут, пока не умирают в честном бою.
Мы: Если это честный бой, уберите пикадоров и бандерильеро. Оставьте двух противников – быка с его рогами и тореадора с мулетой и саблей. Конечно, бык сильнее. Но тореадор умнее и хитрее. В этом случае «кто – кого» приобретает философское значение, потому что тогда это противоборство грубой животной силы и силы человеческого интеллекта.
Наша хозяйка Марта включила музыку. Ее жених Леон потянулся и зевнул. Их подруга Соня подошла к зеркалу и убедилась, что прическа в порядке. Было очевидно, что «философский» спор о корриде им смертельно наскучил.
Каково же было наше ликование, когда несколько дней спустя мы увидели, что расклеенные по городу афиши о предстоящем в Сарагосе бое быков залиты красной краской. Значит, что-то все-таки сдвинулось в испанском сознании.
Кто бы вы ни были – члены общества защиты животных, вегетарианцы или просто добрые люди, – спасибо вам за то, что протянули быкам свои милосердные руки!
В юности мы бредили Хемингуэем. Он был не просто самым любимым писателем, он был нашим идолом. Над моей кроватью висела увеличенная фотография Божества в кепке, рубахе из рыболовной сети, с трубкой в зубах. Фотография поменьше – в профиль, во весь рост, – стояла на письменном столе. Третья была заложена в паспорт и повсюду кочевала со мной.
Помню, мне дали на два дня циркулирующий в самиздате почти нечитабельный пятый машинописный экземпляр романа «По ком звонит колокол». Я обзвонила друзей, мы уселись на пол в кружок и, передавая друг другу страницы, читали ночь напролет.
«Роберт Джордан лежал за деревом, сдерживая себя, очень бережно, очень осторожно, чтобы не дрогнула рука. Он ждал, когда офицер выедет на освещенное солнцем место, где первые сосны леса выступали на зеленый склон. Он чувствовал, как его сердце бьется об устланную сосновыми иглами землю».