Свадьба происходила на краю Тель-Шевы – пыльной, унылой, без единого кустика деревне, в двадцати километрах к востоку от Беэр-Шевы.
Посреди пустыни были натянуты толстыми канатами двенадцать брезентовых шатров. Над ними реяли десятки разноцветных воздушных шаров. В потолках шатров зияли дыры, полы были устланы циновками с набросанными на них яркими валиками и подушками. В пяти шатрах разместились дамы, в шести – мужчины, и один был подсобный.
Хотя, кроме нас, среди гостей не было ни одного «не бедуина», никто на нас не пялился, и ни жестом, ни взглядом не дал понять, что мы – чужаки.
Лейла представила нас новобрачным, их родителям, и прочей родне. Потом отвела нас в сторону и попросила:
– Только, пожалуйста, никого и ничего не фотографируйте.
– Почему?
– Мертвый снимок забирает живую душу. Мы все в это верим.
Я не посмела настаивать и отнесла аппарат в машину. Из гурьбы детей был вытащен спасенный нами Кассим. Ему было поручено выполнять любое наше желание.
Жених Халиль, старший брат Кассима, сухощавый молодой человек с густыми усами и томным взглядом, выглядел вполне сладострастным, но совсем не вероломным. Хороша ли была невеста Фатима, сказать не могу. Ее лицо скрывалось за серебряным свадебным никабом. В разрезах его просматривались только серые, круглые глаза. А вот платье было очень красивым. Бархатное, в красную и зеленую полоску, на груди – квадратная вставка «габбех» из слоев шелка, расшитого серебром. Правая рука унизана тяжелыми серебряными браслетами. Высокий головной убор из красного и оранжевого шелка расшит золотыми и серебряными старинными монетами и коралловыми бусинами. По бокам диковинной этой шляпы свешивались серебряные кулоны.
Жених и невеста праздновали первую половину свадьбы в разных шатрах. Витю отправили к жениху, его отцу и прочей мужской родне, а меня – в «первый» дамский шатер к невесте, обеим мамам, бабушкам и сестрам. В ожидании угощения разносили крепкий, очень сладкий чай. Около шатров женщины, сидя на корточках, пекли лепешки – питы. В центре шатра, в яме, была построена каменная печь, на которой в большом котле булькал знаменитый «зарб» – козье мясо с рисом, томящимся в козьем же бульоне. Этот «зарб» навалили в блюда и поставили перед гостями. Ни тарелок, ни вилок в поле зрения не наблюдалось. Есть полагалось руками. Затем разнесли сладчайший кофе под названиям «кахва зияда». Он сервируется в дни счастливых торжеств. Его ни в коем случае нельзя путать с «кахва зади», очень крепким, горьким кофе, который подается в знак скорби, в случае смерти близкого человека.
Потом было много музыки, пения и танцев, а в полдень, на чудовищном солнцепеке, начались скачки джигитов на арабских скакунах и ослиные бега. Джигиты – гибкие, усатые, с хищными лицами и ухватками диких кошек, вполне соответствовали описанию бедуинов в энциклопедии Брокгауза и Эфрона. С оскаленным ртом и зловещими ухмылками, они, действительно, казались вероломными и опасными. Их безумные трюки на мчащихся скакунах напомнили нам дагестанских джигитов, которых в детстве мы видели в цирке.
А вот ослиные бега нас позабавили. В них участвовали дети от 8 до 12 лет. Они усаживались по двое на ослов без всяких седел, сбруй и поводков. Выглядело это странно еще и потому, что седоки сидели очень близко к хвостовой части осла. Звучал выстрел. Ослы стартовали по-ослиному. Семь умных ослов ринулись к финишу, три бросились в противоположную сторону, четыре вообще не шелохнулись. Из семи интеллигентных ослов три, проскочив несколько метров, замерли как вкопанные, и наездники посыпались на землю. А те, которые вначале не желали шевелиться, и стояли, опустив головы, вдруг сорвались с места и шарахнулись кто куда. Дети кубарем слетали с «хвостовой части», а вероломные родители и гости покатывались со смеху.
На прощанье меня покатали на чванливом верблюде и подарили бедуинское платье и серебряный амулет на цепочке. По заверениям матери жениха, он должен принести мне здоровье, счастье и богатство.
…Восемь лет спустя мы с Витей снова приехали в Израиль, на этот раз собирать материал для моей статьи в журнал «Traveler». Я должна была написать о жизни поселенцев на территориях, на Западном берегу, и пустыня Негев не входила в наш маршрут. Но мы решили навестить наших старых беэр-шевских знакомых и, сделав крюк по дороге из Иерусалима в Эйлат, заехали в Беэр-Шеву и в бедуинскую деревню Тель-Шеву. В ней ничего не изменилось. Та же пустыня, та же пыль, те же разомлевшие от жары собаки. Казалось, только вчера мы веселились тут на свадьбе Халиля и Фатимы…