Он тяжело поднялся со стула, немигающим взглядом охватив работы Художника, потом повернулся к воякам, топтавшимся за его спиной, и бросил им:
— Вручите ему два рожка патронов. Он их заслужил, — после чего он медленно направился по проходу, но вдруг, остановившись и обернувшись, изрек:
— Знаешь что? Бросал бы ты свое рисование к чертям собачим. И нашел бы себе нормальную, мужскую работу. Хоть и говорят, красота спасет мир, но это явно не наш случай. Стремление. Вот, что его спасет. И стремление вернёт людям счастье. А если тебе не хочется сопротивляться, то я могу переговорить кое с кем, и тебя выпустят за герму. Вот где развернулись настоящие, не скрытые чувства. Хотя, это скорее инстинкты. Обращайся, если что…
Художник долго еще стоял напротив нарисованной и простреленной Дентоном картины и молча смотрел на нее, не в силах оторвать взгляд от пулевых отверстий во лбу. Он был подавлен. То, что отразилось в лице этого, казалось, каменного человека, повергло его в шок. Вот значит, что имел ввиду Охотник, говоря, что Иван не видит суть. И ведь действительно…
Мимо проходил юноша, замер у одной из картин, с интересом ее осматривая, после чего обратился к художнику.
— И сколько все это удовольствие?
— Извини, парень, — Иван повернулся к нему, окинув тоскливым взглядом. — Я не рисую.
(1) — ДЖОН САРЖЕНТА — американский художник портретист начала 20 века
А девочку девочку-то Надей…
— Все, мочи ее, Олег! — Быстро проговорил Виктор, поднимаясь и застегивая штаны. Их жертва, голая девочка, лет пятнадцати — шестнадцати, лежала на полу, не проявляя каких-либо признаков вменяемости. Она уткнулась глазами куда-то во тьму и тихо скулила, одновременно всхлипывая. Слезы уже не текли из ее глаз, и она не делала попыток подняться и убежать. — Нам не нужны лишние свидетели.
— Погоди, Олег, — заторопился Егор, — Я еще не до конца допросил ее!
Он спешно начал расстегивать штаны. Виктор недовольно посмотрел на него. Тот быстро стянул с себя одежду и тяжело навалился на жертву. Девчонка заскулила еще тоньше, закрывая глаза, а бандит лишь ускорил движения, довольно застонав.
— Мало ему! — Пробурчал Виктор, отворачиваясь и поглядывая по сторонам. — Быстрей давай, бык-производитель, а ну как кто нагрянет? Тогда только отстреливаться, или когти рвать с Китай-Города, иначе повесят прямо посреди перрона.
— Да ладно, — махнул рукой Олег, — пусть оттянется. Сюда все равно никто не ходит. Этот перегон, отсюда и до Тургеневской, говорят, заколдован. Или что-то типа того. Несколько караванов, ходят слухи, пропало за последние две недели.
— Да, мало ли что говорят? — Виктор, среднего склада мужик с бородой и черными, как смоль, волосами, обернулся к подельнику и недобро посмотрел на него. — Вон, говорили, что Гашиш пропал, а ты гляди ж, вышел, так ничего и не повстречав на пути.
— Так он один шел. А когда группой — тогда, говорят, и пропадают.
— Ой, все уже, замолчи! Эй, татарин? Долго у тебя еще там?
— Виктор! Ну, ты и чмо! — Толстяк с вполне русской внешностью даже приостановился над своей скулящей жертвой. — Когда ты здесь полчаса пытался засунуть свой «вяленький», я тебе не мешал! Смотри тихо в стену и не будь занудой!
Виктор недовольно отвернулся, посматривая в сторону путей. Если братва на Китай-Городе узнает, то их просто растопчут свои же. Они тайком уволокли девчонку в тоннель, и, затащив на какую-то малоизвестную платформу в одном из тупиковых ответвлений, несколько часов к ряду насиловали ее. Вроде сюда редко кто забредал, но все же. Виктору было как-то неспокойно. Жутковато, что ли. Неестественная тишина царила вокруг. Ничем не нарушаемая, плотная тишина. Странным образом казалось, что кто-то следит за ними, хотя вроде никого и не было вокруг.
Тихое пыхтение усилилось. Очевидно толстяк, вернее его «дружок», подходил к долгожданному завершению. Двигаясь, он одновременно облизывал ее шею, плечи, кусал грудь, сжимая другую своей грязной лапищей. От него несло неделями немытой грязной жизни, а блохи, живущие на его густой растительности, так и норовили напасть и съесть добычу живьем, прыгая при каждом новом движении в разные стороны.
Он в очередной раз стал облизывать жертву, когда, добравшись до шеи, взвыл, словно свин, отведавший кнута. Подельники бросились к месту насилия, проклиная все на свете, и удивленно остановились, сжимая в руках пистолеты.
— Сука! Чмошная сука! — Егор вскочил с девчонки и забегал вокруг нее, держась за ухо. По руке и шее обильно струилась кровь. — Эта падаль за ухо меня укусила!