— Я — ниндзя! — заметил друг, японец по национальности. Черноволосый, низенький, еще и слишком шустрый плюс ко всему. Сам подросток родился на Шишке через пять лет после Катастрофы, как и Данила Чеков. Имя мальчику дали в честь «Великой Японской горы», а фамилия Ямомото, (зпт лишняя) в переводе тоже означала гору. Так что упрямства ему было не занимать.
— Да задрал ты со своим «ниндзя»! — недовольно буркнул тот. — Ваш фольклор здесь не катит. Вот придет через два года крейсер из Вилючинска для набора юношей в экипаж и будешь жить на корабле…
— Ну, а что? Здорово! — загорелся Фудзи, с треском выпадая из кустов: ольха была густая и цеплялась за одежду, отчего подросток распластался на склоне. — Ты только подумай! Петропавловск, океан, другая жизнь! — добавил он, поднимаясь и отряхиваясь. Кусочки листьев и травы прилипли к черному бушлату.
— Ага. А еще радиация, морские чудовища, да и петропавловцы… Говорят — издеваются над нашими… Экпу… Экплати… Эксплуати… Короче, живут за счет нашего труда!
— А ты что хотел? Хочешь жить по-другому — надо работать. Зато нам они привозят оружие, патроны, соль, да и много чего нужного. Вон и топливо реактивное для «Георгия» тоже…
— Радиоактивное, — поправил Чеков, с какой-то неестественной тоской поглядывая на катящиеся к берегу волны. Им все уши на уроках прожужжали про сердце, а этот не может запомнить.
— Какая разница? — Ямомото подошел ближе и положил руку на плечо друга. — Зато мы будем вместе.
— Да не хочу я так жить! — Данила печально посмотрел на южную часть Шишки, где обитали лисы. — Мне здесь нравится. Дышать можно воздухом, а не через этот идиотский шланг. Да и броди вечно с каким-то счетчиком… а тут? Рыба, птицы, животные…
— Это ты лисиц имеешь в виду? — скептически заметил Фудзи. Он поплотнее закутался в бушлат: лето летом, но на высоте почти в тысячу метров ветер продувал до костей. — Так они проглотят и даже не подавятся!
— Но согласись: если уметь, то на них можно охотиться. Вон…
— Да я понял, о ком ты, — отмахнулся Ямомото. — Дед Нахим — выживший из ума старик. Единение с природой и все такое…
— И никакой он не старик, — возразил Чеков. — Он очень хороший человек…С длинной бородой только. Просто неясно, что случилось с ним в прошлом.
— Да ладно. Знаю я твою слабость к этому чудаку, мне-то можешь не рассказывать. Даже если твоя мать от него без ума, то это еще не повод считать его жизнь лучше или правильней. Пойдем, а то занятия по физподготовке пропустим.
— Ты и так уже «ниндзя»! — крикнул Данила вслед другу, спускающемуся по склону горы, и бросился следом. — Погоди.
— Догоняй, зверобой, — съязвил тот, не оборачиваясь.
Идти было трудно. Заросли ольшаника и кедровый стланик переплелись и преграждали путь. Приходилось с треском прорываться через эти крепкие природные заборы. Ямомото в раздражении порой рубил по веткам огромным ножом, который отец подарил ему на десятилетие. Данила с улыбкой поглядывал на друга, у которого в крови все еще бродил «зов предков», заставляя при каждом удобном случае орать: «Я ниндзя». На чистом русском и без акцента. Чекову нравилась эта привычка Фудзи. При этом он имел вид настолько нелепый, что воспринимать без улыбки этого узкоглазого юнца было невозможно.
Вообще, когда выжившие рыбаки стеклись к Шишке и создали из разных народов колонию, то решили обучать детей единому языку, чтобы избежать национальной розни и междоусобиц, одна из которых еще на заре возникновения поселения чуть не уничтожила его. А так как наиболее грамотными и дисциплинированными были военные офицеры «Святого Георгия», то и решили обучать детей русскому. Собственно, и всему остальному тоже. Поэтому дети, рожденные после Катастрофы, довольно чисто на нем говорили. Легкий акцент, конечно, был, но с более поздними поколениями сходил на нет.
Ступать по камням приходилось осторожно. Мягкий вечнозеленый кустарник водяники скрадывал шаги и прятал особо острые камни под своими стелющимися ветвями. Так, глядя себе под ноги, друзья чуть не пропустили затаившуюся тварь. Опасность подстерегала на одном из кустов кедра, скрытая перламутрово-зеленым оттенком своих крыльев. И только необычный перелив цветов позволил Данилке заметить это существо.
— Замри, Фудзи! Не двигайся! — Пацан остановился, как вкопанный: сказались долгие тренировки, когда всех детей еще с малолетства приучали к страшной окружающей действительности. И порой не от скорости бега больше зависела жизнь, а от скорости реакции. Умение быстро замереть тоже было одним из факторов, продлевающих жизнь.