Десять подростков, как один, рухнули руками на холодную, отшлифованную водой и северным ветром гальку. Боли не было. За годы тренировок руки уже привыкли к подобным испытаниям. Огрубели и налились силой. И подростки дружно отчеканили задание.
— Ямомото! Ты понял урок? — спросил мичман, когда взвод закончил упражнение. Холодный, колкий взгляд серых глаз уперся в Фудзи.
— Так точно! — отрапортовал тот.
— Где Чеков?
— Товарищ старший мичман. Он сломал ребро.
— О, как! — удивился Воронин. — Я надеюсь, он посетил лазарет?
— Думаю, да.
— Я не это спросил, Ямомото.
— Наверное, да. Я в это время бежал на урок, не могу точно знать. Товарищ мичман… Разрешите спросить.
— Валяй, — бросил Воронин, подойдя к Фудзи вплотную и вглядываясь в черные глаза японца.
— Разрешите покинуть урок. Надо поддержать Чекова.
— Похвально, Ямомото, что ты заботишься о друге, но будет правильней, если ты поможешь ему здесь. — Аркадий Семенович обвел рукой тренировочную площадку, ограждённую от остального пляжа ржавеющими металлическими листами. — Будешь тренироваться и за друга. Вдвойне, так сказать.
— Но… — Фудзи скосил взгляд на старшего мичмана, но тот выдержал паузу.
— Опять мямлишь, Ямомото! — недовольно пробасил Воронин. — Снова. Упор лежа принять! Двадцать отжиманий!
Как бы подростки не умели сдерживать себя, но в этот раз недовольство подавить не смогли. Еле слышимый гул ворчания раздался над строем, пока мальчишки принимали упор лежа. Мичман удовлетворительно хмыкнул и добавил:
— Сорок отжиманий! — далее он, довольный, пошел вдоль шеренги отжимающихся юношей, выговаривая слова. — Все, что не убивает, делает нас лучше. И если бы ты, Ямомото, был способен это понять своим слабеньким умишком, то вопросов не возникло. В наше неспокойное время если один человек выбывает из жизни по любой, даже идиотской причине, остальные неукоснительно делят его обязанности. Они закрывают ту брешь, которая образовалась из-за выхода из строя их товарища. Это всем ясно?
— Так точно!
— Не слышу!
— Так точно! — десять глоток разом, почти синхронно, выдавили из себя воздух.
Старшие и младшие группы учащихся сегодня занимались прикладными предметами, так что на тренировочной площадке их взвод был единственным. И это хорошо с одной стороны, так как удалось избежать позора перед остальными, но с другой — вел себя жестче и мичман. Все же в присутствии других учащихся он был несколько мягче. Ямомото, под недовольное сопение сверстников и шум собственного дыхания, обдумывал план. Отпроситься не получилось, но, может, получится как-нибудь по-другому «откосить» от занятия? Он чувствовал, что нужен Чекову: что-то должно произойти, а товарищеское плечо всегда лучше полного одиночества. Единственной возможностью было причинение себе какого-нибудь вреда, так что рында[5] дозорного, отбивающая на Морзе команду: «краб»[6], лишь взбодрила его. Теперь есть возможность слинять с урока. Правда, попотеть все же придется.
— Встать! — скомандовал Воронин. Подростки повскакивали и дружно закрутили головами, стараясь разглядеть за железными пластинами краба. — На два часа от меня. Панов!
— Я!
— Головка от патефона! Что в первую очередь важно при охоте на краба?
— Быстрота… — высокий и худой мальчишка ожидающе уставился на учителя.
— Неверно! Орлов!
— Точные действия охотников.
— В точку! Запомните: вы — команда! Вы, мать вашу, одна слаженная команда! В одиночку — спрячьте геройство в задницу и ноги в руки; с крабом можно справиться только группой. Почему, Ямомото?
— Единственная стратегия при встрече с крабом — обездвижить его. А это восемь конечностей[7]. По одной на каждого. Остальные, не занятые ногами, должны постараться отсечь их быстро и любыми способами, — отчеканил Фудзи, вспоминая наставительные речи старшего мичмана.
— Верно! — Воронин на секунду остановился, внимательно осмотрев подопечных, и быстро скомандовал: — Вы знаете, где снаряжение! Вперед, салаги! Считайте, что испытание началось! — и уже вдогонку: — Если сегодня никого не придется хоронить, я замолвлю за вас словечко перед вилючинцами…
По хижине всегда разносился терпкий запах смолы. Данила запомнил его с детства. Как и шершавые стены, состоящие из переплетенных ветвей ольшаника и кедрового стланика, который и выделял смолу. А также скрадывал все остальные запахи: пота, рыбы, даже перегара Нахима. Как и предполагал подросток, он еще не ушел из дома. Мать давно уже была работе и оставила на столе завтрак и немного ягодно-ореховой настойки, чтобы Юрий не мучился похмельем. Сейчас он сидел за столом и задумчиво пялился на мутно-коричневую жидкость, плескавшуюся на дне бутылки.