Данила поприветствовал отчима и сел тихонько на койке, раздумывая, как уговорить его взять с собой. Несколько раз за два года Чеков напрашивался Нахиму в попутчики, но тот был неумолим: никогда не брал мальчишку, как и остальных в поселении. Странность же заключалась вовсе не в этом, а в том, что руководство его не трогало. Все вокруг относились к нему с уважением, и никогда не лезли в дела мужчины. Чем было вызвано такое поведение взрослых, оставалось покрытым тайной. Все попытки выспросить окружающих о странном и нелюдимом отшельнике результата не приносили. Взрослые всегда отмалчивались или переводили тему. Так же и мать. Все вопросы о Юрии она пропускала мимо ушей.
Еще одна странность состояла в том, что ту часть острова, которую посещал Нахим, заселяли лисы. И только Нахим постоянно ошивался именно в этой части Шишки. Дело в том, что в многочисленных речушках южной оконечности острова водилась форель. Один Юрий занимался ее промыслом, так как остальным не хотелось связываться со стаей лисиц. Кроме того, рыбацкий промысел был широко налажен и у берега. Что ни говори, а Тихий океан был гораздо богаче в этом смысле всех рек острова, вместе взятых. Чего стоила только ловля камбалы или охота на крабов, которые частенько выбирались на берег погреться на солнце. Охота и рыбная ловля были отлажены и таили в себе меньший риск, чем путешествие в южную часть Шиашкотана. Что же, кроме рыбы, там забыл Нахим — оставалось загадкой для всего молодого населения Шишки. Только все, кроме Даньки, воспринимали это как чудачество; называли за глаза стариком, бомжом или чудиком. Все, кроме взрослых и Чекова, который чувствовал некую тайну, связанную с этим человеком. Он просто хотел понять его ради матери, не осознавая, что никому, кроме него, это не нужно.
Мужчина, казалось, задумался о чем-то далеком и давно прошедшем. Серые глаза, не мигая, смотрели на бутылку. Борода уже расчесана. Видимо, встал Нахим давно. Лицо собралось в мелкие морщинки, и сложно было сказать, что мужчине всего пятьдесят лет. Возможно, поэтому его и считали стариком. Руки еле заметно дрожали, но, как вспоминали взрослые, это было с ним всегда, сколько они себя помнили.
— Юр, — наконец тихонько заговорил Данила. Как и любой другой пасынок, отчима он привык называть без отчества, да его никто, собственно, никогда не произносил, — можно сегодня мне пойти с тобой?
— У вас уроки…
— Нет. Сегодня — нет, — соврал Чеков.
Нахим оторвался от созерцания ягодно-ореховой настойки и долго и пристально посмотрел на Данилу. После этого бросил всего одно слово.
— Нет.
— Но у нас правда нет уроков, — затараторил подросток.
— Нет. Не возьму, — это было сказано твердо, что ясно дало понять Даньке, что Нахим так и остался неумолим.
— Почему, Юр? Может… — предпринял Чеков последнюю попытку, но мужчина вновь прервал его.
— Без всяких «может». Не пойдешь! — дальше спорить было бессмысленно: Нахим сказал — Нахим сделал. Всегда так. Даже многие взрослые ломали об эту скалу лучшие доводы, которые быстро и вдребезги разбивались на множество осколков сожаления. И тут действительно ничего нельзя было поделать.
Мужчина поднялся, надел куртку из рыбьей кожи со вставками хитиновых пластин краба в качестве брони. Взял рюкзак, калаш и молча скрылся за дверью. Где, как обычно, захватит салазки с сетью и вновь скроется за воротами. Либо до вечера, либо уже на несколько дней. Но в этот раз Чеков просто так ничего оставлять не собирался. План созрел еще раньше, просто имело смысл сначала спросить, в надежде все-таки уговорить, а уж потом, получив отказ, начать действовать самостоятельно. Данила отсчитал до ста, потом резко поднялся, скривившись от боли в боку: ничего страшного, на его действия это никак не повлияет. Затем подросток вышел из хижины и, лавируя между плетеными домиками, пошел на выход из поселения, где надеялся догнать Нахима. Сзади раздался бой рынды. Сигнал «Краб», определил подросток. Он с сожалением оглянулся в сторону берега, но потом с решимостью сжал губы и зашагал за Нахимом. Осмелился, так нечего менять планы!
Монстр расположился на нагретой солнцем гальке пляжа, метрах в десяти от крутого склона берега. Он чем-то напоминал большой валун серо-зеленого цвета, но с камнем членистоногого нельзя было спутать при всем желании. Неровный хитиновый панцирь был весь покрыт острыми иглообразными наростами, от него отходили четыре пары лап, в два метра длиной и в руку толщиной каждая: шесть с острыми шипами на концах, две с мощными клешнями. Этот «красавец» мог похвастаться размерами и, по сравнению со своими сородичами, был гораздо крупнее. Диаметр панциря составлял почти полтора метра.