Андрея завели в маленькую комнату, где не было света, и сказали напоследок:
— Девчонка побудет со мной пока, а ты дед… Мороз готовься пока к эпической битве, всекаешь? Морально хотя бы. Ты должен показать высший пилотаж, я на тебя кучу пулек поставил, — главарь захлопнул дверь, оставив приунывшего Морозова в кромешной темноте и одиночестве…
Но, как звуки шагов стихли, Андрей различил рядом тихое шмыгание носом.
— Кто здесь? — спросил мужчина, на что получил лаконичное:
— Никто. — Голос мужской, обиженно-юношеский. Так и представился худощавый парень с прыщами и надутыми губами, да еще с наворачивающимися слезами. Вообще здорово! Оказаться в одной комнате с обиженным жизнью сопляком.
— Ты мне не заливай тут! — рассержено заявил Андрей. — Никто он! Ишь какой!
— Никто и есть, — подтвердило чудо из темноты. — А как меня еще назвать?
— Человеком, например, — удивленно ответил Морозов.
— Да как можно быть человеком после службы в Четвертом Рейхе? — затараторил незнакомец. — Как? Это ж… это ж… не люди! Вот!
— Эк тебя пробрало, фашист хренов, — хмыкнул Андрей. — Думать надо было раньше, прежде, чем вступал в их ряды.
— Да откуда ж я знал-то?! Посулили хорошую жизнь, а о зверствах ничего не говорили! Откуда я мог знать, что там такое творится! Это ж… это ж… убийства, увечья, садизм, да и рабство! Они там с помощью обычных людей туннель роют куда-то… Мучают их, не кормят, заваливают трупы камнями!
— Надо думать, метро слухами-то не полнится, — едко заметил Андрей. — Да и ушей у тебя, видимо, нет совсем. Как и мозгов.
— В общем, никто я и звать меня никак…
— Слушай, — Андрея озарила догадка, — а не тот ли ты Клаус?
— Да не Клаус я! Колька! Это там такие имена дают, не пойми зачем, а на самом деле я Колька.
— Слушай, Колька, — недобрым тоном заговорил Андрей. — Ты бы не назывался б тогда этим Клаусом… А-то ж мне с тобой драться придется вечером.
На несколько секунд во тьме воцарилась тишина, будто Колька обдумывал сказанное.
— Драться? — затем заговорил он, испуганно. — Не-е-е, драться я не хочу!
— А придется, — вздохнул Андрей. — Тебе хоть сколько?
— Восемнадцать.
— Слушай, — в голове мужчины забрезжила призрачная мысль. Он ненадолго замолчал, пытаясь не потерять ее, сложить в нечто более стройное. — Ты очень не хочешь драться? А-то есть у меня мыслишка, только помочь мне придется. Внучку довести до родителей.
— Очень, — протянул Коля. — Я даже выразить не могу…
— Потом выразишь, выражальшик хренов. А сейчас слушай.
Часа через два дверь скрипнула, открываясь. Зашел главарь и скинул на пол красно-белые вещи.
— Одевайтесь! — скомандовал он слегка заплетающимся языком. Очевидно, что праздник в логове уже был в самом разгаре, на что Андрей и уповал, когда готовил план. — Ума не мог приложить, куда девать эти шмотки, пока вы своими кличками не натолкнули меня на дельную мысль. Всекаете? Давайте поживей, а то половина спит уже, совсем не с кем играть будет! Как скажу, выйдете. И запомните! Если тебе, Мороз, дорога твоя Снегурка, а тебе, Клаус, — жизнь, драться нужно на смерть!
Выходили молча, наряженные в костюмы Деда Мороза и Санта Клауса, в красных грязных халатах, таких же колпаках и с привязанными на верёвочках бородами. Оставшиеся «в живых» трое бандитов с главарем в том числе удивленно поднялись с ящиков и захлопали в ладоши: как и ожидал главный, успех этой сцене был гарантирован.
Рядышком, съежившись на ящике, притулилась Анечка и испуганными глазами косилась на бандитов. Остальные зрители очевидно так сильно ожидали новый год, что дождаться так и не смогли. Из уголков этой темной комнаты доносилось равномерное похрапывание, а в воздухе витал дух не слишком качественного самогона и недельного перегара. Проходя мимо внучки Андрей еле заметно подмигнул девушке. Количество оставшихся на ногах зрителей давало вполне ощутимый шанс на спасение. Трое пьяных бандитов потирали руки в предвкушении боя.
Главарь кивнул, и фигуры в красных халатах пошли по импровизированному кругу арены в центре комнаты, изучая друг друга. Смертельная схватка Деда Мороза и Санта Клауса. Но того, что ожидали увидеть бандиты, не произошло. Два сказочных персонажа вместо того, чтобы биться по-настоящему, разбивая в кровь кулаки, разрывая одежу и вгрызаясь друг другу в горло, исполняли какой-то странный, шуточный Шаолинь местного, метрошного пошива, издавая протяжные крики, кривляясь и делая невероятные пасы руками и ногами. Сказать, что зрители были в глубоком шоке, — лишь покривить душой.