— Андрюша! — ну вот, приехали! То, чего он так боялся, случилось. Сейчас крики, сопли, угрозы начнутся. Как же хотелось тихо исчезнуть из их жизни. Был муж, отец, — и нет, исчез. Все на местах. Поплакали бы недельку да и забыли. Теперь как? Непонятно.
Волк развернулся, посмотрев на Ирину. Она словно бы почувствовала и его настроение, и мысли. Женщина остановилась в нескольких метрах и заглянула в глаза мужа. И, кажется, все поняла. Чужие глаза. Совсем-совсем чужие.
— Не молчи, — прошептала она, — скажи что-нибудь.
— Мне пора, родная. — в глазах Андрея отразилось все. И бесконечная боль, что оставляет семью без кормильца, и нежелание смерти, и любовь, которой он так сильно дорожил. — Поцелуй за меня дочку.
— Не бросай нас, — тихо прошептала женщина. Ноги подогнулись, и она осела на гранитный пол Рижской. Не смогла даже заплакать. Лишь плечи сотряслись от тихих рыданий. Волк молча развернулся и, не оглядываясь, ушел со станции. Иначе все бы были в опасности и, в первую очередь, они — его любимые и родные.
— Да ладно! — кореш вытаращил глаза. За толстыми линзами очков это выглядело более чем комично.
— Не веришь? — Волк хмуро посмотрел на друга. — Зря не веришь, Вить. Зря!
— Ну, в это трудно поверить-то, хотя мне и доложили о твоем нездоровом поведении вчера на переходе, — мужчина пожал плечами. Глава хозяйственной службы Ганзы некоторое время молчал, изучая лицо наемника. Давыдов был другом сталкера с незапамятных времен. Именно он давал работу Алексею, человеку с Рижской, где такие люди, как он, были не востребованы. И Волк был ему за это благодарен. Но теперь пришло время уйти, и помочь опять же мог лишь Виктор. — Врачам бы показался, что ли.
— Сомневаюсь, что они в курсе, как эту заразу из меня вынуть, да и опасно все это. Очень опасно. Одна Сухаревская чего стоит! Поможешь?
— Экий ты скорый, аки паровоз! У нас в Ганзе не все так просто. Тут тротил выписывать надо через самого начальника. А это долго, можно неделю прождать.
— Нет у меня столько времени, Вить. Нет. Срочно нужно. Скажи ему, что зданьице одно рвануть надо, угрозу для вашей станции искоренить. Он меня знает, думаю поверит.
— Эх, ладно, пойду потреплюсь лично, глядишь сработает, — Виктор встал из-за стола. Снял очки, протер, затем надел и внимательно посмотрел на Волка. — А жене чего не сказал? У нее есть право знать.
— Нету, Витенька. Я все решил, о таком лучше не знать. Да, думаю, что она и так все поняла. Она у меня умная. Слухай, Давыдов, просьба к тебе есть.
— Ну?
— Если она решит с дочкой в Ганзу перебраться, поспособствуешь? У вас тут условий-то больше.
— Постараюсь, друг, постараюсь, — ответил Витя, похлопав Волка по плечу и направившись к выходу из собственного кабинета. И когда был вне досягаемости взгляда сталкера, улыбнулся каким-то своим, недобрым мыслям…
— Мам, что происходит? — спросила вошедшая дочка. Женщина, упаковывающая скудный гардероб в баул, не ответила и даже не обернулась.
— Куда ты собираешься?
— Мы… Мы уходим. — Ирина перестала собирать вещи, облокотилась о стопку белья, но не повернулась. Она не знала, что сказать Юле, если она спросит про отца. Тринадцатилетняя девочка очень любила Андрея, души в нем не чаяла, всегда с нетерпением ждала с заданий, которые он выполнял для Ганзы.
— Куда это мы собрались? — дочь бросила школьный мешок на тумбу у двери и медленно подошла к матери, дотронувшись до плеча. Тревога, появившаяся у входа в комнатушку, только возросла. Ирина вздрогнула от прикосновения, сердце сжала невыразимая тоска. Чего же она творит? Но выбор уже сделан и поменять ничего нельзя. Женщина поплотнее сжала губы и повернулась к дочери.
— Мы переезжаем.
— Куда? — эта новость повергла девочку в шок. — Но нам и здесь хорошо! Я, ты, папа… А как же папа?
— Нет его больше, — Ирина отвела взгляд, уставившись в стену.
— Как? — Юля попятилась. Красивое лицо вытянулось, а губы задрожали. — Но… Мне друг сказал, что видел его сегодня!
— Он ушел и больше не вернется, — жестокие слова сами слетали с уст женщины. Она не могла терпеть этот разговор. Тому, что она сделала, не было никакого оправдания. Но чем быстрее пройдет истерика у дочери, тем лучше. Для всех! — У тебя есть час, чтобы собраться…