— Это же ясно как божий день, — говорил он. — Это столь же очевидно и зримо, как стены этого псевдосредневекового сооружения. Каждый житель Уорли хочет иметь возможность купаться в бассейне…
— Здесь есть река, — сказал я. — Не говоря уже о канале.
— А также тина, водовороты и дохлые собаки, — сказал он. — Вы позволите вашему ребенку купаться в этой реке или в этом канале?
Я постарался отогнать от себя мысль о Барбаре. Все чаще и чаще при одной мысли о том, что ей может грозить какая-нибудь опасность, у меня до боли сжималось сердце от страха.
— Напрасно мы об этом говорим, — сказал я. — Проект строительства бассейна сейчас обсуждается.
— В самом деле? — спросил он.
— Нора может вам подтвердить, — сказал я, придвигаясь к ней ближе. И внезапно в этой убогой казенной комнатенке с дубовыми панелями, почти сплошь увешанными различными объявлениями, на меня повеяло уютом домашнего очага. — Ну, как по-вашему, будет у нас плавательный бассейн. Нора?
Назвать ее по имени доставило мне огромную, почти чувственную радость, и теперь, стоя ближе к ней, я еще отчетливее ощущал запах ее духов, напоминающий аромат ландыша.
— Муниципалитет обсуждает проект, — сказала она. — Но обсудить — это еще не значит осуществить.
— Вы несправедливы, — заметил я. — Речь уже идет о выборе места.
— Да, кино «Палас», — сказала Нора. — Я понимаю, что это было бы замечательно. Расположенное в центре, готовое здание, которое можно использовать в качестве каркаса, а сейчас оно к тому же как бельмо на глазу. Но что, если Эмборо не захочет его продать?
Она, как видно, была неплохо осведомлена. Эмборо, владелец кино «Палас», и в самом деле не желал продавать его муниципалитету.
— Я — это еще не весь уорлийский муниципалитет, — сказал я. — Не могу поручиться вам, что он будет и чего не будет предпринимать. Но если там решат, что лучше, чем кино «Палас», ничего для бассейна не подберешь, тогда можно изыскивать средства и способы приобрести его. Но прошу на меня не ссылаться.
Грэффем захихикал.
— Вы чрезвычайно осторожны в выражениях, советник Лэмптон. Вы имеете в виду принудительную продажу?
Он отхлебнул пива. У него была очень тощая шея, и я мог проследить путь пива. При таком телосложении и цвете лица ему бы не следовало носить красную спортивную рубашку. «Что могла найти в нем Нора?» — ревниво думал я. Мне представилось его землистое, небритое лицо на подушке рядом с Норой. Когда я отвечал ему, мне стоило немалых усилий не дать моему раздражению прорваться наружу.
— Если это будет абсолютно необходимо, — сказал я. — Вернее, если муниципалитет решит, что это абсолютно необходимо. Впрочем, как вы могли заметить, партия, к которой я принадлежу, вовсе не в восторге от этой затеи.
— Ну что ж, увидим, — сказал Грэффем. — Но я готов держать пари…
Нора едва заметно покачала головой, и он оборвал себя на полуслове.
— Нора напоминает мне, — сказал он, — что мы обещали поужинать с Хьюли.
Все объяснилось довольно просто. Хьюли был руководителем лейбористской группы в муниципалитете. Грэффем беседовал с ним, и тот сказал, что постановление о принудительной продаже не пройдет. Хьюли был из тех, кто во всем готов видеть козни консерваторов, и ему казалось, что от его проницательного и острого лейбористского взора ничто не может укрыться. Он не в состоянии был поверить, что наше обещание построить плавательный бассейн может быть чем-нибудь иным, кроме предвыборного трюка, и подхваченный где-то слух его пылкая фантазия превратила в факт.
Вероятно, ему доставит огромное удовлетворение пустить пыль в глаза Грэффему и Норе. Пожалуй, если призадуматься, это была единственная радость, которая могла выпасть на долю бедняги. Его семья испокон века жила в Уорли, но им не удалось сколотить деньжат, и его жена, отнюдь не разделявшая его симпатий к непривилегированным слоям общества, неустанно упрекала его за то, что к сорока пяти годам он все еще оставался преподавателем в уорлийской средней школе без всякой надежды на продвижение. Она была не удовлетворена жизнью и озлоблена. Не удовлетворена жизнью и озлоблена — почему эти слова так часто приходили мне на ум?
— И мне в ту сторону, — сказал я Грэффему. — Могу подвезти вас, если хотите.
— У меня есть машина, — сказал он.
— Отлично. Кланяйтесь от меня советнику Хьюли. Очень жаль, что он не мог быть сегодня. Передайте ему, чтобы он тревожился насчет бассейна.
К моему удивлению, Нора как будто рассердилась.
— Это звучит несколько покровительственно, — заметила она.
— Я проникнут глубочайшим уважением к советнику Хьюли, — сказал я. — Я знаю, какое значение придает он этому проекту. Я знаю, что прежде всего он никогда не хотел, чтобы там было это кино «Палас». Он всегда хотел, чтобы там был бассейн. И теперь, когда «Палас» закрыт, он, естественно, и думать не хочет о другом месте для бассейна. Все это вполне понятно.
— А есть какое-нибудь другое место? — спросила Нора.
— Честно говоря, этого я утверждать не могу, но вполне возможно, что есть.
— Именно такого ответа я и ждала. Вы очень изворотливы, советник Лэмптон.
— Не называйте меня так, — сказал я. — Прошу вас, не называйте меня так. Я начинаю чувствовать себя столетним старцем.
К моему удивлению, она слегка покраснела.
— Боюсь, что я была несколько резка, — сказала она.
— Я не придаю этому значения. Красивые женщины в красивых платьях могут говорить мне все, что им вздумается.
— Вам, в сущности, все это глубоко безразлично, верно?
Она стояла у окна. Весь день было как-то пасмурно, а сейчас проглянуло солнце. Я увидел линии ее ног, просвечивавшие сквозь платье, и у меня мелькнула странная, сумасшедшая мысль, что это я своей волей заставил земной шар так повернуться к солнцу, чтобы платье ее сделалось более прозрачным и она хотя бы на мгновение предстала передо мной как женщина, а не как свод тех или иных мнений. Я имел некоторое представление о том, какого они сорта, эти мнения, и они нагоняли на меня тоску ничуть не меньше, чем мнения моего тестя. Мне не было никакого дела до всех этих общественных бассейнов и даже, если на то пошло, до местного самоуправления, но совсем не по тем причинам, какие предполагала Нора. Она была единственным человеком здесь, который понял бы мои истинные мотивы, но я не мог объяснить их ей сейчас, ибо сейчас я был в ее глазах циничным хлыщом в новом шерстяном костюме, — хлыщом, облеченным известной властью, и щеголял этим примерно так же, как золотыми запонками на манжетах — не выставляя их кичливо напоказ, но и не без удовольствия отмечая про себя их солидный блеск.
Я видел, что все ждут моего ответа. Меня очень подмывало дать Норе тот ответ, которого она ждала, хотя бы только для того, чтобы встряхнуть их всех, пробудить к жизни. Я окинул взглядом комнату: все собравшиеся здесь показались мне какой-то однообразной серой массой; не молодые и не старые, почти все были в джемперах или в свитерах и туфлях без каблуков. Я увидел миссис Фелвуд, унылую и пухлую, в линялом бумажном платье с обвисшим подолом. Миссис Фелвуд была самой неутомимой общественной деятельницей Уорли и состояла членом почти всех организаций. Исключение было сделано лишь для масонской ложи и «Лиги чудаков». Помимо этого, миссис Фелвуд добровольно взяла на себя обязанность блюсти интересы налогоплательщиков, за что получила в муниципалитете кличку Сторожевая Сука. Она не любила меня, как, впрочем, и всех консерваторов, так как наша партия дважды отказывалась выставлять ее кандидатуру и не позволяла своим членам голосовать за нее как за кандидата независимой партии. По сути дела, она питала антипатию ко всем советникам до единого, так как не только консерваторы, но и представители других двух партий относились к ней с такой же неприязнью, как мы.