— Спасибо, Петр Фролович, как-нибудь в другой раз я уж обязательно навещу старых знакомых…
— Да ты что! Когда-нибудь! Прямо сейчас зайдем, а то Ксюша мотанет к соседке, и жди ее два часа… Идем, идем! Чего тут рассусоливать?
Сырезкин вышел из-за прилавка и слегка дотронулся до талии Серафимы. Та посторонилась и покачала головой.
— А вы как были чудным, так им и остались. Вы-то знаете — я ведь делегатка от нашего колхоза, на слет мы приехали — Агафья, Нюрка и я. Лучшими доярками нас считают… И председатель тоже скоро подъедет сюда.
— Ну, поздравляю, поздравляю! — Сырезкин схватил руку и сжал ладонь. — Это очень прекрасно, очень прекрасно. Но до собрания еще три часа. Все равно где-то надо убивать время. Зайдем на полчасика…
— Другой раз, другой раз, Петр Фролович, — улыбалась Серафима, польщенная таким вниманием. — Заявлюсь ни с того ни с сего… Зачем твоей Ксенье канителиться из-за кого-то? Знаю, приходилось…
Но слова Серафимы, казалось, не доходили до Петра. У него было свое на языке.
— Вот обрадуется Ксения, вот обрадуется… Столько лет прошло, а? Все плохое уже давно вылетело из башки. Зачем оно теперь? Уж образумились все, остепенились…
Удивило Серафиму и то, что Сырезкин действовал так, будто уж получил ее согласие зайти к нему в гости. Он бесцеремонно взял Серафиму за руку, повел к выходу. У дверей остановился, обернулся.
— Архип! Ты тут поглядывай… Я скоро ворочусь…
Кто-то в глубине служебного отделения откликнулся, но не вышел. Сырезкин, не отпуская руки, провел Серафиму мимо груды пустых ящиков, валявшихся позади магазина, свернул резко в сторону и по задворкам направился к своему дому, который, оказалось, находился значительно дальше, чем через один двор. Серафима попыталась еще раз заупрямиться, но Петр ничего не хотел слышать. Сейчас ей было как-то неловко отвечать на такую учтивость старого знакомого упрямством, тем более, что времени свободного еще предостаточно. Подошли к большому рубленому дому, напоминавшему скорее всего общинный амбар, нежели жилое здание. Сырезкин помог Серафиме подняться на дощатое крыльцо из четырех ступенек. У самых дверей остановился, полез в карман и вытащил ключ. Но прежде чем вставить его в скважину, посмотрел по сторонам.
— Так жены-то вашей нет дома! — отпрянула назад Серафима. — Чего ж нам туда идти?
Сырезкин широко распахнул скрипучую дверь, что-то пробурчал под нос.
— Я постою здесь, — настаивала на своем Серафима. — А лучше всего-то пойду-ка назад… Агафья с Анной теперь уж затревожились. Ведь ни слова не сказала — ушла. Как-нибудь еще свидимся, Петр Фролович. Пока!
Но она не успела сойти даже на вторую ступеньку. Могучая рука Сырезкина вытянулась перед Серафимой, как шлагбаум.
— Сима, Симочка — это уже обида. Сколько лет не виделись — и даже в дом не войти. Прошу, прошу, хоть на минуточку, а то и здороваться не стану. Уж не за зверя ли ты меня считаешь? Ксения сейчас подойдет!
С этими словами Сырезкин и ввел Серафиму в свою квартиру. Это была всего лишь одна-единственная комната без прихожки и сеней. От стен, сложенных из огромных почерневших от времени бревен и пропитанных какой-то затхлой пылью, веяло запустением. Единственное, зашторенное серой занавеской небольшое окно, процеживало хилый матовый свет, который с трудом добирался до массивного стола, стоявшего почти на середине комнаты.
Постепенно в полумраке начала проглядываться длинная полка, заставленная банками, бутылками и какими-то свертками. На столе стояла пузатая керосиновая лампа-семилинейка с прокопченным доверху стеклом.
— Это нас здесь поселили, пока не подготовят хорошую квартиру. На новоселье обязательно тебя приглашу. Приедешь?
Серафима начала злиться на то, что приходится здесь без толку терять время, топтаться у порога этого затхлого отсека амбара. Она теперь уж не пыталась вырваться отсюда, но Петр по-прежнему не отпускал руки. Подошли к грубой табуретке с хорошо отшлифованным сиденьем.
— Посидим, милашка, — воркующим голосом произнес Сырезкин.
— А когда же придет ваша жена? — продолжала выпытывать Серафима, робко осматривая нехитрую обстановку.
— Будет, будет скоро, потерпи. А чтобы нам не скучно было…
Он потянулся к полочке и снял бутылку с напитком темно-рубинового цвета. Потом убрал тряпицу, накрывавшую на столе загадочный бугорок. Это были щедро насыпанные в одну кучу шоколадные конфеты и крупные розовобокие яблоки. Рядом стояли маленькие тарелочки с паюсной икрой, маслом, сыром. В руках Сырезкина вдруг оказался штопор, который он быстро ввернул в пробку бутылки.