Обнялись, расцеловались и, только отстранившись, поглядели друг на друга.
- Эвон, как ты, Даниил, раздобрел с тех пор, как не видел тебя. Гляди-ка, никак седину в бороде твоей вижу?
- Есть такое, брат. Оно и тебя жизнь не милует, чело твое рытвины избороздили.
- Немудрено, на пятый десяток поворотило.
- Вот уже третье лето, как ты привел в хоромы княгиню Анастасию. Здорова ли она?
- Молитвами Господа милостивого… А время наше, Даниил, как листья по осени, сыплется.
- Да что же я тебя на холоде морю, - засуетился московский князь, - проходи в палаты, гость дорогой, желанный.
По высоким ступеням поднялись в сени.
- По-доброму здесь бы тебя, брат, надлежало встретить жене моей, да она с сыновьями на богомолье отправилась.
- Святое дело. А она здорова ли?
- Слава богу. Может, с дороги баню велеть истопить?
- Да уж лучше к ночи, оно и спаться будет крепче…
Дальнейший разговор продолжали в трапезной, за столом. День был постный, ели рыбу отварную, капусту квашеную, сдобренную луком, да репу осеннюю. Запивали квасом ядреным.
- Так с чего ты, Даниил, раздобрел? - спросил Андрей.
Московский князь улыбнулся в бороду, и были братья сейчас удивительно похожи: оба коренастые, голубоглазые, волосы взлохмаченные, белокурые.
- А ты, брат, лишь свои годы считаешь? Мне ведь тоже три десятка лет сравнялось.
- Да-а, - только и протянул Андрей.
Они долго сидели в трапезной, все сокрушались о прожитых годах. Потом отправились в домовую церковь, где служил седой священник. В полумраке лампад на братьев смотрели скорбные лики святых. Молились истово, отбивали поклоны. Затем снова отправились в трапезную. Здесь их уже ждала уха из сомятины, каша гречневая, пироги с грибами и клюквой.
Печально смотрел Даниил на брата. С виду будто крепок, а по всему заметно, жизнь изнутри точит. А тот, видимо, догадался, о чем Даниил думает, спросил:
- Так в чем же твои заботы?
- Аль сам не ведаешь, не в радость мне жизнь. Княжество мое нищенское, ко всему Ордой ограбленное. Ноне едва концы с концами свожу. А семья моя растет. Не раз мыслил, что сыновьям моим оставлю.
Налили по чаше хмельного меда. Даниил поднялся:
- Давай, брат, помянем отца нашего, Александра Ярославича.
Выпили стоя, заели коркой ржаного хлеба. Андрей сказал:
- В смерти князя Невского воля Божья…
- Мы все, брат, в его воле.
- Воистину.
Отрезав от куска сомятины краешек, Андрей сосредоточенно жевал. Наконец промолвил:
- Доколе, Даниил, Дмитрию на нас свысока глядеть, в скудости нас морить? Аль мы безропотны? Вот тебе, Даниил, дал ли каких земель? Как получил ты Москву, удел малый, так и поныне нищенствуешь.
- С каких уделов ему Москве прирезать? Вон я сельцо близ Коломны приглядел, так он мне и думать запретил.
- Из Переяславского удела пусть не поскупится дать.
- Аль ты, брат, забыл, Дмитрий отцом на великое княжение посажен и Переяславль-Залесский ему в удел даден?
- Дмитрий на том держится. Он ноне в Копорье. Новгороду угождает. Ан забывает, татары всему учет ведут. Татарин коли не добром заберет, так силой отнимет.
- Надобно нам великому князю поклониться.
- Попусту, Даниил: глухой не услышит, слепой не узрит. Я Дмитрию более не поклонюсь. Он еще не раз пожалеет, что обиды мне чинил.
Даниил покачал головой:
- Как мыслишь, брат?
- Коли он нас за князей не признает, а тем паче за братьев не чтит, в Орду подамся: пусть нас хан рассудит.
И зло блеснули его глаза. Даниил отпрянул. Сказал удивленно:
- Ох, брат, недоброе замыслил, кровь прольется, и разор будет.
- Аль в бесчестье жить?
Ничего не ответил Даниил, сидел молча, о чем-то своем думал.
Андрей продолжал:
- Чую, не только я, но и иные удельные князья не желают обиды терпеть. На них моя опора. Да и ты, Даниил, знаю, не супротивник мне.
Московский князь кивнул:
- Почто мне сторону Дмитрия держать? Аль это рука друга Москвы?
- Я, Даниил, обещаю, коли сяду на великое княжение, не перечить Москве в ее начинаниях…
На третий день московский князь провожал Городецкого. Утро выдалось с легким морозцем. У крыльца уселись в седла, тронулись шагом. Миновали церковь, вплотную прильнувшую к княжеским палатам, объехали хоромы бояр. Все в Кремле: и церковь, и монастырь, и хоромы боярские, и терема - рублено из дерева.
Глядя на местами потемневшее дерево, Андрей заметил:
- Не грех, Даниил, кое-где бревна заменить. Ударит ордынец тараном - не выстоят.
- Чтоб заменить, откуда гривны взять: ордынцы всю казну московскую выгребли.