Ошибки иногда случаются, смертельные исходы бывают, но у меня, слава Богу, это происходило не из-за халатности…
Я отодвинул руку Адамса и подставил указательный палец, чтобы удержать стремительный поток, рвавшийся из сердечной стенки, теперь Адамс зашивал ее под моим пальцем.
— Осторожно, — прошептал я, — Джим, будь осторожней, не задень иглой коронарный сосуд.
Джейкобс следил за кровью, была нужна кровь первой группы с отрицательным резусом. Рану почти зашили, и пустой орган заполнялся кровью.
Потом случилось невероятное, мужчина очнулся. Его грязные руки не были крепко привязаны, и он начал ощупывать свою грудь. Замасленные грязные пальцы, наверное он был механиком, добрались до мучительной боли, широкая рука проникла в открытую рану и практически обхватила сердце.
— Твою мать! — выкрикнул я в ужасе. — Дайте ему двадцать миллиграммов морфия, сейчас же!
Пациент-великан зашевелился, сел на операционном столе и внезапно схватился за ретрактор, разводящий ребра, швы начали прорезываться, кровь брызнула мне на очки.
— Держите его! — кричал я.
Все засуетились, но никто не знал, что делать. Черт, даже я работал чисто инстинктивно.
— Пошевеливайтесь! — проорал я маленькой группе резидентов.
Четверо из них подскочили к пациенту. Мы отключили его двойной ударной дозой морфия. Капли пота с моего лба падали прямо на открытое сердце. Я затянул швы, наложил еще несколько стежков и сделал последний узел.
— Все, отвезите его в операционную, нам надо привести его в порядок и закончить операцию, и дайте ему антибиотики, обработайте грязные пальцы.
— Систолическое давление сто, синусоидный ритм, есть реакция зрачков, — сообщил Джейкобс.
— Отлично, мы спасли ему жизнь, — сказал я, отбросив грязные перчатки.
В зеркале я. заметил кровь на очках и на лбу. Когда-то в детстве я увидел на отцовском белье большое красное пятно.
— Это след от операции, — объяснил он мне, — больной истекал кровью.
Тогда меня поразили слова отца, более того, я познал некое новое чувство. Настоящий мужчина не должен бояться промокнуть от крови своего пациента.
Мне часто приходилось иметь дело с ножевыми ранениями сердца, но впервые в жизни мой пациент хватается за свое сердце грязными руками. Я отправился за Адамсом и Джейкобсом в операционную. Боже, как же мал промежуток между жизнью и смертью, и как важно успеть спасти чью-то жизнь!
Через открытую дверь нашей библиотеки я увидел, как Вайнстоун совещается с Чаудри, Бахусом и Раском. Полуденный рассеянный солнечный свет почти ослепил меня, когда я вошел.
— Что случилось? Почему у всех такие серьезные лица?
— Доктора Вайнстоуна пригласили на слушания по делу Сорки, — ответил Раск.
Я сел вместе с ними за стол, хотя председателю явно не хотелось меня видеть.
— С каких это пор на слушания вызывают главу отделения?
— Это исходит не от ОНПМД, — объяснил Чаудри, ставший с недавнего времени правой рукой Вайнстоуна. — На этом настаивают адвокаты Сорки.
— Доктор Вайнстоун, они вас зажарят!
— Возможно, — ответил мне Вайнстоун.
Я понял, что пришло время высказаться, и с азартом взялся копать под него.
— Вы хотите знать, о чем спросят вас адвокаты Сорки? Они скажут: «Доктор Вайнстоун, вы знакомы с Сорки с 1994 года, почему вы ждали пять лет, чтобы разоблачить его? Неужели раньше он все делал правильно? Почему молчали раньше, если его работа была столь ужасной, как вы заявляете?»
Вайнстоун избегал смотреть на меня.
— Нет проблем, — ответил он. — Я буду настаивать на тенденции. Когда происходят одно-два осложнения, это нормально, но за годы работы я разглядел в этом тенденцию. Нужно время, чтобы оценить работу хирурга.
— Доктор Вайнстоун, штат и ОНПМД не заботят тенденции, их волнуют отдельные случаи.
— А меня волнует тенденция, мне не важно, чего хочет штат!
Раск посмотрел на часы, было четыре часа — пора идти домой.
— Они напомнят вам о деле 1995 года, о котором вы заявили только в 1999 году. Операция была представлена когда-то на М&М конференции и прошла как «соответствующая требованиям». Вы были председателем конференции, не так ли? Кто подписал протокол, в котором описание лечения было признано соответствующим?
Вайнстоун ничего не ответил, а Раск кипел от злости, это он отвечал за протокол на той самой конференции. Но он лишь следовал указаниям Вайнстоуна.