— Я согласен с тобой, что Сорки является проблемой, мы будем решать с ним рано или поздно. Но я еще раз тебе говорю — ты должен идти на компромисс. Даже Сталин подписал договор о ненападении с Гитлером.
«Хороший пример, договор, заключенный Сталиным, не помог избежать самой кровопролитной войны». Я не стал напоминать ему об этом…
Беверли, исполнительный секретарь Вайнстоуна, прервала урок истории о Второй мировой войне. Она вошла как всегда без стука.
— Доктор Вайнстоун, — начала она глубоким воркующим голосом. Мой коллега Чаудри как-то пошутил, что слышал ее голос в службе «секс по телефону», от такой женщины всего можно ожидать.
— Звонили из Медицинского правления, доктор Сорки напоминает вам об обеде с ним и доктором Манцуром. Они хотят знать, сможете ли вы прийти в среду в ресторан «Марко Поло» в шесть тридцать. Я сверилась с вашим расписанием — время подходящее. Могу я сказать, что вас это устраивает?
— Спасибо, Беверли. Скажите им. Кто записан ко мне на прием?
Она, не заглядывая в ежедневник, ответила:
— Госпожа Макфадден хочет видеть вас, конечно, после того, как вы закончите разговор с доктором Зохаром.
Беверли улыбнулась в мою сторону и вышла. Ей было около тридцати, высокая блондинка с привлекательным, но слегка угловатым лицом, подчеркнуто красивой улыбкой, крепкими ногами и хорошо очерченной задницей. Типичная девочка из Новой Англии. С Беверли у меня никогда не было дружеских отношений, но не было и неприязни. Вайнстоун любил ее — он всегда был рад красивой женщине. Он подчеркивал снова и снова, что его исполнительный секретарь должна быть «презентабельной». Я был не единственным, кто думал, что его слова звучат слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она дразнила меня несколько раз в прошлом и играла на моих искушениях.
Мне пришлось сопротивляться этому, уступить искушениям было бы убийственным для меня. Наш бывший администратор отдела Тамара, чернокожая девочка, была уволена доктором Вайнстоуном и пыталась предъявить иск ему и мне за «сексуальные домогательства». Ему — за то, что он неоднократно сжимал ее локоть, мне — за то, что я переодевался на операцию, не закрывая дверь. Я хорошо знал, что в этой стране любая женщина рядом с тобой может быть опасна.
Вайнстоун вернулся к столу и махнул мне на прощание. «Выгодная у него тактика — есть и пить с триумвиратом», — подумал я, возвращаясь к палатам.
На седьмом этаже мне повстречался Радецки с резидентом и двумя серьезными студентами, идущими следом. Операционная шапочка все еще была у него на голове, должно быть, только что закончил операцию. Павел весело подмигнул мне. Любопытно поговорить с ним, он выглядел счастливым.
— Доктор Зохар! Интересуетесь, как мы закончили? Было ясно, что двое студентов понятия не имели, о чем мы говорим, резидент вообще еще не проснулся.
— Да, Павел, рассказывай, что ты и это пресмыкающееся сотворили? Надеюсь, не угробили беднягу?
— Угробили? Ваш шеф-резидент Павел не угробит никого, даже Сорки все делает правильно, когда я с ним. До вашего ухода мы с вами закончили пересекать блуждающий нерв, так? Потом мы сделали красивую гастрэктомию, всего сорок пять минут — нечего делать! Мы использовали степлеры! Никаких ручных швов и прочей ерунды…
— Павел, какая гастрэктомия? Бильрот-I или II? Вы исследовали двенадцатиперстную кишку? Нашли и разобрались с кровоточащей язвой?
Радецки снял шапочку и пригладил тонкие белокурые волосы, вспоминая:
— Мы сделали Бильрот-I, отсекли дистальную часть желудка и сшили проксимальную его часть с двенадцатиперстной кишкой. Нет, мы не видели язвы, мы даже не открывали двенадцатиперстную кишку, сделали все степлерами.
— Павел, — сказал я с таким сарказмом, на какой только был способен, — ты веришь в Бога?
Его перепуганный взгляд перескакивал то на студентов, то на меня.
— Тогда молись! Проси Господа, чтобы дно дуоденальной язвы, которое вы не тронули, не начало кровоточить снова. Фактически вам с твоим новым дружком Сорки удалось, что называется, удалить желудок без ликвидации причины, послужившей показанием к операции. Ферштейн?
Радецки был озадачен. Никакому хирургу, даже резиденту, не понравится, когда про него скажут спустя несколько минут после операции, что его технический шедевр концептуально дефектен.