— Кто звонил? — спросила Хейди, перелистывая женский иллюстрированный журнал о здоровом образе жизни.
— Это был Ларри, у него умирает мать, — ответил я, переворачивая гамбургеры на газовом гриле и любуясь видом свежей петрушки, лежащей между ломтиками красного мяса.
— Они обнаружили мои списки.
Последнее замечание Хейди пропустила мимо ушей, она даже не подозревала, о чем я говорю.
— Мать Вайнстоуна умирает с тех пор, как мы приехали в Нью-Йорк, и всегда поправляется, эта старушка — крепкий орешек.
— Сейчас все действительно серьезно, Ларри сказал, что она не дотянет до утра, он прекрасный сын, очень заботливый. Ты поняла, о чем я говорил? К ним попали мои списки!
Хайди не реагировала, ее волновал наш ужин.
— Смотри не сожги, почему ты всегда подсовываешь мне обугленные подметки вместо гамбургеров?
Я откупорил бутылку красного вина и наполнил бокал.
— Ты будешь?
— Может быть, но позже, у меня диетическая кола. Что за списки? Я думала, ты отдал их парню из управления штата.
— Фарбштейн и Ховард получили копии всех моих списков с осложнениями Сорки и Манцура. Полный набор с именами пациентов, номерами историй болезней, диагнозами и комментариями о показаниях к операции и правильности лечения. Ты представляешь?
— Как они их достали?
— Списки хранятся только в моем домашнем компьютере и на нескольких дискетах, которые у меня всегда с собой. Перед встречей с Кардуччи мне нужно было распечатать несколько копий на принтере, который стоит в приемной.
— Серая мышка Анн сделала это?
— Не думаю. Она сидит вместе с Беверли. Я ушел, а принтер, должно быть, продолжал печатать. Беверли передала им списки, больше некому.
— На прошлой вечеринке Беверли прямо-таки вилась вокруг Вайнстоуна, совершеннейшая секретарша, которая обожает своего босса.
— Мне кажется, она презирает Вайнстоуна, просто до последнего времени ей было выгодно работать с ним. Наверняка это она передала списки, завтра мы все узнаем.
Я совсем забыл про гриль и вскоре заметил голубоватый дымок, потянувшийся от гамбургеров.
— Марк, посмотри на дым! — Хейди засмеялась, наблюдая, как я в спешке пытаюсь спасти пригоревшие гамбургеры.
— Опять они сгорели…
Вытащив гамбургеры из огня, я отнес их к столу. Который раз я пережариваю мясо!
— Беверли мне всегда казалась слишком дружелюбной и чересчур вежливой, — рассуждала Хейди. — Интуиция меня не обманула. Она мне подсказывает, что не нужно слишком доверять Вайнстоуну, он тоже какой-то скользкий.
Мясо было очень вкусным, несмотря на то, что подгорело. Я снова наполнил бокал вином и набил трубку шотландской смесью «Давидофф». Свежий воздух, красное вино, хороший табак — жизнь прекрасна! Не пора ли мне на пенсию?
— Вино слишком кислое! — пожаловалась Хейди.
— Завтра мне снова идти на Манхэттен, отдам дело Сорки Кардуччи.
Она сделала глоток вина и поморщилась опять.
— Какая гадость, дай мне, пожалуйста, кока-колу.
Я выполнил ее просьбу и продолжил ужин, не обращая внимания на недовольные взгляды жены.
— Неужели тебе все не надоело, сколько лет это будет продолжаться? Сорки, Манцур, Фарбштейн, Ховард, бесконечная возня, манипуляции. Теперь ты стал доносчиком. Почему ты, а не другие? Ты не можешь просто ходить на работу, заниматься делом, писать статьи и оставить весь этот хаос?
Я слушал жену с притворным благоговением, в последнее время она повторяет одно и то же все чаще и чаще. Выпустив клуб дыма, я пригубил «Латакия блэнд».
— Ты меня знаешь, ведь я не так прост, не все могут меня вынести. У меня сложный характер вечного оппозиционера, человека, создающего постоянные проблемы другим. Мой острый ум, хороший багаж знаний и отличная медицинская логика вступают в противоречие с так называемым эмоциональным разумом, и тогда начинаются трудности. Вот такой я интересный человек.
Хейди рассмеялась:
— Как хорошо ты о себе думаешь. А тебе не стыдно доносить на людей, тебя совесть не мучает? Они могут все потерять, а у них есть жены, дети. Ты никогда не задумывался над этим?
Я отломил кусочек брынзы, спрыснул его оливковым маслом и отправил ломтик в рот, с красным вином это было то, что надо.
— Сочувствую ли я Манцуру и Сорки? — переспросил я, пережевывая и проглатывая брынзу. — Есть ли у меня хоть чуточку сострадания к ним? Нет, совершенно нет, я считаю их тяжелыми психопатами. Я наблюдаю за ними уже четыре года. С Манцуром мы почти не разговариваем, он обращается ко мне только в том случае, если ждет от меня какой-то выгоды. А что с меня взять? Сорки выглядит вроде вполне нормально, ты видела его на вечеринках. Он очень общителен, когда подвыпьет, мы иногда даже перекидываемся парой фраз о женщинах, о выпивке. Меня смущает холодный блеск в его глазах. Что это — патологическое расстройство личности, семейные проблемы? Мне их не жалко, они же миллионеры, сделавшие состояние на своих жертвах. Если они потеряют сейчас лицензии, у них хватит денег на сотню лет вперед!