Что можно сказать по поводу этих показаний? Типичный «протокол допроса» сломленного (под пытками?!) человека, которому уже безразлично, что говорить и кого оговаривать. Самооговор. Беспомощный лепет жертвы.
И.Г. Назаров: «После ареста 19 участников нашей кадетско-монархической организации вдохновителем и продолжателем у нас является Клюев, с которым я был тесно связан. Клюев познакомил меня и Зиверта с бывшим князем штабс-капитаном Ширинским-Шихматовым, который перешел на нелегальное положение, служил в Троицкой церкви священником. <...> По поручению Зиверта и Клюева я проводил активную обработку лиц, подготовлял их к вербовке и вербовал в к-р монархическую организацию».
А.А. Ширинский-Шихматов: «В состав кадетско-монархической организации я вошел через Клюева Николая Алексеевича в конце сентября 1936 года или в начале 1937 года. <...> После ряда бесед на контрреволюционные темы с Клюевым Николаем Алексеевичем он сообщил мне, что в городе Томске существует контрреволюционная монархическая организация, ставящая своей задачей вооруженное свержение Советской власти. <...> Будучи врагом существующего строя в России, я дал свое согласие на участие в контрреволюционной организации».
Достаточно. Приведенных «улик» вполне хватит для того, чтобы поставить к стенке не одного «ссыльного монархиста» – целую группу. Что и было исполнено.
Но опять-таки: общался ли Клюев на самом деле с Ювеналием и другими священниками? Какова была степень их близости? Думается, что общался, и довольно тесно. Письма Клюева к Н.Ф. Садомовой – свидетельства того, насколько углубляются в томский период его религиозные переживания. Общие духовные интересы, потребность в «очищении сердца», чувство братской связи с «гонимой» православной церковью – все это, вне сомнений, тянуло Клюева к священникам, неважно, были они обновленцами или нет. Тем более что И.Г. Назаров, проживал в переулке Красного Пожарника через дом от Клюева, а в апреле 1937 года Клюев поселился на Старо-Ачинской улице в одной квартире с Я.Л. Соколовым (родственником упомянутого И.Г. Мельникова).
Дело о «Союзе спасения России» стремительно подвигалось к концу. 9 октября 1937 года Клюев был вызван на последний допрос. Следователь объявил ему, что его «изобличают» десять обвиняемых (имелись в виду, вероятно, А.Ф. Голов, И.Н. Зиверт, П.Н. Иванов, П.А. Ивановский, Г.В. Лампе, И.Г. Мельников, И.Г. Назаров, Я.Г. Соколов, А.П. Успенский, А.А. Ширинский-Шихматов), притом что показания, «уличавшие» Клюева, были получены и от других лиц. На вопрос следователя «Как вы с ними увязались как с участниками к-р организации?» – Клюев ответил: «Я их знал хорошо, иногда встречался, они высказывали мне свои антисоветские настроения. Были ли они участниками к-р организации, мне известно не было».
А на заключительный вопрос: «Следствием вы достаточно изобличены, что вы можете заявить правдиво об организации?» – последовал ответ: «Больше показаний давать не желаю».
Какая достойная емкая фраза, дошедшая до нас через десятилетия! Как много угадывается в ней! Сознавая, что все кончено, Клюев не унижается, не вымаливает себе снисхождения. Строивший свою жизнь в «игровой» эстетике, он – в свой последний час – не желает участвовать в позорном спектакле. Понимает: единственный достойный разговор с палачами, с нелюдью – молчание.
После допроса он подписал протокол следующего содержания: «1937 года октября 9 дня мне, Клюеву Николаю Алексеевичу, сего числа объявлено, что следствие по моему делу закончено, с делом я знаком. Следствие попол<нить> ничем не желаю».
Мог ли знать Клюев, подписывая этот (последний в жизни!) документ, что накануне в Москве был расстрелян его «дорогой брат» Сергей Клычков. Арестованный 31 июля 1937 года, сломленный зверскими пытками, он все признал: и свое участие в контрреволюционной Трудовой крестьянской партии, и причастность к террористической группе, основанной якобы в 1936 году поэтом Владимиром Кирилловым... Не мог знать Клюев и того, что именно 9 октября 1937 года Петергофским райотделом НКВД был арестован Н.И. Архипов (впоследствии осужден к пяти годам лишения свободы и отправлен в исправительно-трудовой лагерь в Соликамский район Молотовской области). К ходу расследования в стенах томского НКВД все это, разумеется, уже не имело ни малейшего отношения. Огромная машина Террора работала на полную мощность.