«В настоящий вечерний час я тихо молюсь, да не коснется Смерть Вас и да откроется Вам тайна поклонения не одной Красоте, которая с сердцем изо льда, но и Страданию. Его храм, основанный две тысячи лет тому назад, забыт и презрен, дорога к нему заросла лозняком и чертополохом; тем не менее отважьтесь идти вперед! На лесной прогалине, в зеленых сумерках дикого бора приютился он. Под низким обветшалым потолком Вы найдете алтарь еще на месте и Его тысячелетнюю лампаду неугасимо горящей. Падите ниц перед нею, и как только первая слеза скатится из глаз Ваших, красный звон сосен возвестит Миру-народу о новом, так мучительно жданном брате, об обручении раба Божия Александра – рабе Божией России».
Блок был потрясен этим письмом. Получив его 5 декабря, он в течение нескольких дней перечитывал его, не расставался с ним. «Послание Клюева все эти дни – поет в душе», – записывает он в своем дневнике 9 декабря. Слова и призывы Клюева на этот раз особенно усугубили смятенность Блока, обострили его нравственные терзания, сомнения в правильности своего пути. (Следует вспомнить, что Блок тогда глубоко и остро переживал «уход» Льва Толстого.) Получив письмо от Клюева, Блок с новой силой предается мыслям об «уходе» и «опрощении». «Я над Клюевским письмом, – записывает Блок 6 декабря. – Знаю все, что надо делать: отдать деньги, покаяться, раздарить смокинги, даже книги. Но не могу, не хочу».
Письмо Клюева Блок дал прочитать своей матери, а также ознакомил с ним Сергея Городецкого и его жену. «Сереже я посылаю послание Николая Клюева, прошу Вас, возьмите у него и прочтите, и радуйтесь, милая. Христос с Вами и Христос среди нас», – писал Блок 7 декабря А.А. Городецкой. «Я плачу, читая Ваше письмо и письмо к Вам Клюева», – отвечала ему 9 декабря жена Городецкого. 23 декабря Блок посетил Мережковских, где читал письмо Клюева самому Мережковскому, З.Н. Гиппиус и Д.В. Философову, которые единодушно «его <Клюева> бранили на чем свет стоит...». Под непосредственным впечатлением беседы у Мережковских Блок записал в дневнике: «Итак – сегодня: полное разногласие в чувствах России, востока, Клюева, святости». (Чрезвычайно характерен этот ряд имен и понятий, тождественных для Блока по своему содержанию!)
Блок не разделял скептического в целом отношения к Клюеву Мережковского и других. Взгляды и требования олонецкого поэта отвечали многим помыслам Блока, и притом наиболее сокровенным. Письмо Клюева было воспринято им как «костяной посох, сурово занесенный над головой "обеспамятевшего интеллигента"». И все же перейти окончательно на сторону Клюева Блок не мог и не находил нужным. В своих письмах к Клюеву Блок, видимо, не раз пытался объяснить олонецкому поэту, почему он не рвет с образованным обществом, сохраняет связь с литературой, «культурой». Блок пытался отстоять и обосновать перед Клюевым свое право художника на творческое развитие. Призывы Клюева к «братству» увлекали Блока, но не могли вырвать его из орбиты «культуры». Путь, на который призывал его вступить Клюев, Блок считал «не своим». Кроме того, Блок постепенно «прозревал»: начинал видеть, что Клюев подчас хитрит и играет с ним.
Неоднозначным было и отношение Клюева к Блоку. Порицая и даже обличая Блока за «неправедность» его пути, Клюев – в личном плане – относился к нему с глубокой симпатией, даже с обожанием. В его письмах к Блоку, наряду с воинствующими интонациями, появляются нотки трогательной нежности, подчас влюбленности. «Всегда поминаю Вас светло, так как чувствую красоту и правду Ваши», – признается он Блоку 14 марта 1910 года. «Вас я постоянно поминаю и чувствую близким, родным...» – пишет он ему в июне того же года. Не только поэзией – всем духовным строем своей личности Блок производил в те годы на Клюева глубокое впечатление.
Клюев признавал Блока как старшего в поэзии, более опытного и сведущего, восхищался его творчеством и постоянно присылал ему свои стихи для отзыва и публикации в журналах. Блок же, со своей стороны, охотно помогал олонецкому поэту. Из писем Клюева видно, что он пользовался советами Блока и «учился» у него в полном смысле этого слова. «Простите за утруждение, сообщите, какие из этих стихов годны», – спрашивает Клюев Блока в сентябре 1908 года, отправляя ему вместе с письмом несколько своих стихотворений. Блок помогал Клюеву не только советами. Он регулярно посылал ему свои собственные книги и произведения других авторов. «Тяжело утруждать Вас, – пишет ему Клюев 5 ноября 1910 года, – но приходится просить еще о книгах поэзии – Брюсова, Бальмонта, Надсона, А. Белого, Сологуба, «Иней» Соловьевой, Тютчева...». Перечень этих имен говорит о явном интересе Клюева к современным писателям-символистам; в других письмах упоминаются С. Городецкий, В. Иванов, З. Гиппиус, Л. Андреев. 12 марта 1909 года Клюев писал, что «поражен, почти пришиблен царственностью стихов из Бодлера – Вячеслава Иванова» (имеются в виду выполненные В. Ивановым переводы стихов Бодлера). Можно без преувеличения сказать, что именно благодаря Блоку Клюев всерьез познакомился с произведениями русских символистов, пропитался их поэтической культурой, приобщился к их духовным исканиям. В переписке и общении с Блоком формировался характер его собственного творчества 1907-1911 годов.