— Ты сегодня какая-то дёрганая. Пожрать не дала.
Я рассказала об утреннем приключении. Мурлыке оно не понравилось.
— Эх, Мика! Совсем не о том ты мечтаешь! Зачем тебе Злата? И ты ей — зачем?
— Она меня понимает. И любит.
От этого слова в груди снова стало тепло.
— Не смеши! Она тебя хочет, как вещь, да и всё! Поверь мужику!
Я надулась и стала смотреть на кроссовки. А он продолжал:
— Мечтать нужно правильно! Ведь если желаешь чего-то по-настоящему, если готов на всё — у тебя это будет. Мечтал безответственно — получишь не то. А время ушло, и перемечтать не получится!
— Ты просто ревнуешь! Вы все одинаковые.
— Я о тебе беспокоюсь.
— Сама как-нибудь разберусь!
Я понимала, что всё уже слишком запуталось. Может, Мурлыка и прав.
Только, разве удастся забить на любовь?
Мы дошли до скамейки и клёнов. Далеко за кустами, журчал ручей.
— Посидим возле ивы?
— Хорошо. А потом, я тебе кое-что покажу.
Я сняла кроссы и сунула ноги в прохладную воду.
Вот это кайф!
— Сам говорил, что смотреть нужно сердцем!
— Ты смотришь не им. Сердце чуть выше.
Я покраснела. Ну что за придурок!
— Мика, ты это… Не злись. Я знаю, что тебе нужно. И это не Злата!
Будто бы можно злится, если шумят деревья над головой, по небу плывут облака и ноги омывает ручей! А главное, рядом нет Вики и Светы, Антона и Зюзи.
— Ну, расскажи. Что мне, по-твоему, нужно?
— Грибы! Этот мир слишком сильно тебя затянул. Пойми, любая реальность — иллюзия, а любая иллюзия — это реальность. Поверить можно во всё, что угодно! Тебе нужно увидеть прошлое и начать всё сначала…
— Похоже, ты делаешь так каждый раз после новых клиентов.
— Раньше… Раньше так делал… Больше мне это не нужно… Я знаю теперь, что я вовсе не тело.
— Не тело? А что же тогда?
— Я — всё, абсолютно! Я — весь этот мир. Я — облака, ветер, солнце и звёзды.
— А я — тоже звёзды, по-твоему? И Ленка, и даже Антон?
— Ага! И они.
— Ну и бред!
— Я ж говорю. Не поймёшь, пока не попробуешь.
— Не хочу! Разве мало проблем? Ещё не хватало стать сумасшедшей.
— Очень зря! — Мурлыка обиделся, словно я плюнула в душу.
Я попыталась исправиться:
— Пойми, я не знаю, что это такое…
— Смешная! Тебе что терять? Такую себя? Это, по-твоему, ценность? — он встал и подвёл итог разговору: — Считал тебя более умной!
Пять минут мы шли по тропинке. Свернули, и столько же лезли через кусты. Отодвинув последние ветки, Мурлыка сказал:
— Вот! Наше тайное место!
— Ваше?
— Твоё и моё!
Опушку залил солнечный свет. В нос бил запах хвои. Вверх уходили вековые стволы, меж сосен висели гирлянды нанизанных на верёвки грибов.
— Это что? — мои глаза полезли на лоб.
— Это мой план! — не без гордости ответил Мурлыка.
— Какой ещё, нафиг, план?
— Всё очень просто! — мальчишка подпрыгнул, одной рукой ухватил бечеву, а второй — сорвал гриб и засунул в рот. — Ммм! Прекрасно! Уже совершенно сухие!
Я опустилась на мягкие жёлтые иглы. Сердце предчувствовало недоброе.
Мурлыка сел рядом.
— Так вот… Смотри! Тут, в интернате, мы все в одной лодке. Значит, могло быть по-другому. Почему бы не драться друг с другом, а помогать? Насколько было бы легче! В сто миллионов раз!
Я фыркнула.
— Ага! Антон, что ли, бросится помогать? Или Ленка? Им срать на тебя. Из глотки достанут последний кусок.
— А почему?
Я молчала и ухмылялась. Мурлыка ещё раз спросил:
— Почему?
— Ты что, всерьёз ждёшь ответа?
— Конечно. Подумай.
Раньше мне в голову не приходило размышлять отчего Ленка — Ленка, а Антон — это Антон.
— Потому, что они подонки.
Мурлыка поморщился.
— Мика… Нет никаких подонков. Пойми, мозг плетёт нейронную сеть в ответ на внешние обстоятельства. Приспособление к среде! Какая среда, такой человек. Понимаешь?
Я ничего не знала про загадочную «нейронную сеть», которую для чего-то «плетёт мозг». Но не хотелось, чтобы Мурлыка пустился в нудные объяснения, поэтому я сказала:
— В семье «грибников»-наркоманов вырастет один человек, в семье алкашей — другой, а у ЗОЖников — третий.
— Вот именно! — Мурлыка пропустил подколку мимо ушей. — Кем ты была бы на месте Ленки?
— Ленкой. А она, на моём месте, мной, — я озорно пихнула мальчишку рукой. — Вот бы я ей надавала!
— Схватываешь всё на лету! — Мурлыка пихнул меня так, что я опрокинулась в мягкую хвою и расхохоталась. Он прилёг рядом, обнял и зашептал на ушко: — Нет никаких подонков. Все мы — персонажи снов. Вопрос только в том, кому это снится.
Кроны качались, шумели сосновые иглы.
— Кому?
Мурлыка ответил:
— Тебе. Не Котиной Мике, а просто — Тебе.
Снова он за свою муркотню! Ничего не понятно!
Да и плевать! Мы были вдали от ненавистных людей. Лес был украшен, как в Рождество, а меня обнимал настоящий друг. Что ещё нужно для счастья?
Когда-то давно, мы так же лежали с отцом — самым надёжным и умным человеком на свете. Теперь отцом был Мурлыка.
Вспоминалась семья — и веселье, и дрязги. Вымотанный отец и раздражённая мама. Если подумать, всё было не так уж и радужно. Но так устроена память, мы помним лишь то, что хотим, придумывая детали.
— Знаешь, Мурлыка, ведь это не только у нас. Мир — один большой лагерь, где все друг друга грызут. На работе, в семье…
— Недетская мысль. Горжусь ученицей!
— А когда каждый тянет на себя одеяло — одним слишком холодно, а другим слишком жарко.
— Я ж говорил, в основе мира лежит конкуренция.
— Соревноваться можно по-разному…
— Конечно! Можно вот так! — он прижал свои губы к моим. Потом опустился пониже, расстёгивая пуговички на блузке.
Над головой болтались грибы, раскачивались стволы, а в белом полуденном небе сияло жаркое солнце.
Губы Мурлыки скользили всё ниже, а руки трогали грудь. Он расстегнул мой ремень и ширинку, потянул вниз штаны. Я не сопротивлялась — наоборот, приподняла ягодицы. Он целовал мои ноги, ладошки и шею. Потом снял с меня трусы.
Как хорошо, что я подготовилась — хоть и не для него! Жизнь — штука непредсказуемая.
Он целовал меня там, где не бывали ещё ничьи губы. Мне становилось всё жарче и жарче. Потом показалось, что я хочу в туалет и вот-вот наделаю лужу. Я испугалась и застонала. Мурлыка ускорился, и те бабочки, что давно томились внутри, наконец-таки выпорхнули к небесам.
Мы лежали рядом, обнявшись.
— Кажется, ты хотела узнать про мой план?
Надо же! Совершенно вылетело из головы!
— Расскажи.
— Насобираю грибов, насушу и подсыплю в еду.
— Кому?
— Всем. Всему лагерю.
Я повернулась на бок.
— А если кто-то отравится или сойдёт с ума?
— Они и сейчас отравленные сумасшедшие. Грибы им это покажут.
— Нет… Это бред…
— Не больше, чем всё остальное.
— Все догадаются, кто это сделал.
— Конечно. Поэтому, нужно насыпать побольше. Другого шанса не будет.
— Нельзя, чтобы кто-нибудь умер.
— От этих не умирают, не бойся.
— Ты обещаешь?
— Конечно. Хочешь помочь? Выбор есть даже во сне! Пусть иллюзорный, но выбор…
— Ну нет! Ни за что! А сколько тебе их ещё собирать?
— Недолго, ведь были дожди. Пару дней.
Я взяла его руку в свою.
— Не хочу тебя потерять.
Он отстранился.
— Это дело важнее, чем я. Ад — это другие. Но в нашем случае, другие — это ведь мы…
— Что ты имеешь ввиду?
— Ты очень скоро это узнаешь.
Мурлыка достал из малюсенького рюкзачка бутерброды и термос.