— В розовый цвет!
К голове Илья приделал рожки — маленькие, от молодого оленя. В руке блестел нож. Раньше я думала, что у таких, как Илья, к оружию особое отношение. Но этот нож был обычным, украденным из столовой. Если таким ударить, рука соскользнёт на лезвие.
В голове промелькнула дурацкая мысль: «Вдруг, он просто резал им скотч?» Но я помнила собаку без кожи.
Неужели… О таком страшно было подумать. Тело больше не ощущалось. Я словно парила в облаке из кустов.
Неужели, он сделает с девочкой то же, что и с собакой?
Что делать? Напасть на Илью со спины?
Нет. Место открытое, незаметно к нему не подобраться. Он мальчишка, и он сильней.
Преодолев ужас, я вытащила телефон и стала снимать. Руки тряслись, и я сомневалась, что видео получится сносным. На всякий случай я сделала фотку. Предательски щёлкнул «затвор».
Дурацкая озвучка!
Илья замер.
Я прекратила снимать и медленно опустилась пониже к земле.
Илья повернулся, наклонил рогатую голову вбок и втянул носом воздух. Ступая мягко, как хищник, пошёл ко мне.
Глаза, будто щёлки. Ноздри расширены. Рука с ножом раскачивается маятником старинных часов: «Тик-так, Мику ищу! Тик-так, сколько ей жить?»
Худи всё ещё пах. Дурацкий навязчивый «Гуччи»!
Я почувствовала, как тепло бежит по ногам — забытое с войны ощущение. Запахло мочой.
Блять! Теперь ещё хуже. Теперь он почует наверняка.
Я бы уже драпанула, не размышляя о том, что от такого мальчишки мне вряд ли сбежать. Но инстинкт не давал шевелится — спасая, как миллиарды существ до меня.
Время от времени Илья останавливался и слушал — не треснет ли ветка?
«Я даже не перевела телефон в беззвучный режим! Ну почему, почему, я такая дура? Только бы не зазвонил!»
Если бы я хоть немножко верила в Бога, я бы молилась. Но я уже видела всякое и разучилась надеется, что в таком мире может быть Бог. Даже, если бы он действительно был — создатель этого мира, я бы его ненавидела. Как же нелепо, что Мурлыка считает этим создателем нас!
Илья заорал: «Бах!»
Я вздрогнула. Чтобы не закричать, закусила губу — кровь капнула на пожухлые листья.
Зажмурив глаза, Илья слушал.
Я не дышала.
Ноздри Ильи раздувались. Потом он брезгливо наморщил нос и повернулся к девчонке.
— Снова обоссалась?!
Сашка ответила стоном.
Всё же, он что-то унюхал своим звериным чутьём! Выходит, девчонка меня спасла.
Илья подошёл к Сашке и опустился перед ней на колени. Согнулся в поклоне, уткнувшись в землю лицом и вытянув руки с ножом.
Сашка мычала и дёргалась. Рога тряслись.
— Мама… Мама… Прости… Прости, что родился… — бормотал Илья. — Мне никак не вернутся назад… В тебя…
Не вернуться назад? Что за бред? Он в своём уме?
Всё это походило на картинку из учебника географии, на которой дикари проводили свои ритуалы.
Неужели Илья считает себя оленёнком, появившимся из рогатой девчонки-оленя? С моих слов в такое никто не поверит!
Я очистила от земли телефон и стала снимать.
Илья встал в полный рост. Нож остался лежать, Илья о нём будто забыл.
— Мама… Что с тобой? Кто это сделал? Отец? — Илья стал медленно отдирать скотч, который заклеивал рот. Девчонка стонала и дёргалась, а когда губы освободились, завопила от боли.
— Мама… Мы снова можем быть вместе… — Илья гладил оленьи рога и целовал девочку в губы.
К горлу подступил комок тошноты, и я сильнее впилась зубами в губу.
— Я так тебя ждал! — он достал член и начал тереться о Сашку.
Девочка почему-то затихла.
Движения длились не дольше минуты, и на голубенькое платьице брызнула сперма. Илья отскочил, ошарашенно глядя на белые капли.
— Мама? — он прикоснулся к сперме рукой. — Ты не мама! Нет! — он принялся оттирать руку подолом. Встал, глядя Сашке в лицо, будто бы не узнавая.
Телефон пискнул — низкий заряд батареи. Я обмерла.
Но Илья как будто не слышал, он был целиком в своих грёзах.
— Отец? Это ты?
Я перевела телефон в беззвучный режим и начала искать взглядом булыжник — долбануть Илье по затылку. К несчастью, все они были возле воды. Единственный лежал рядом с ивой. Незаметно его не схватить.
— Отец! Как…
Девочку словно прорвало:
— Я не отец! Я Сашка, из двадцать седьмой! Разве не помнишь? Ты ко мне две недели ходил! Мы же друзья! Друзья! — тараторила она тоненьким голоском, по щекам текли слёзы. — Вспомни, вспомни… Пожалуйста…
— Отец! — Илья был в собственном мире. — Ненавижу!
Он вцепился руками в хрупкую шею. Девочка захрипела. Илья застонал и задёргался. На платье снова брызнула сперма.
Всё затихло, только шумели кусты и ручей. Телефон окончательно сдох, но теперь это было неважно.
Илья отодвинулся от девчонки. Засунул в штаны свой обмякший член. Шатаясь, сделал пару шагов и осел на траву, уставившись на меня. Абсолютно пустые глаза — серые, как дождливое небо.
Я была ни жива, ни мертва.
Что делать? Ждать нельзя, он придёт в себя и заметит. Нельзя не заметить, если смотреть вот так, прямо в лицо.
Бежать? Он догонит!
Словно дни, тянулись секунды…
Я вдруг подумала, что запись нельзя отдавать, не отредактировав. Иначе, Илью сочтут сумасшедшим, не отвечающим за поведение, и просто отправят в психушку. Он выйдет и снова начнёт убивать.
Впрочем, сначала мне нужно остаться в живых.
Девочка дёрнулась и начала сипеть, пытаясь втягивать воздух.
Илья встрепенулся. Повернул голову, издал изумлённый вскрик, и, как обезьяна — на четвереньках, бросился к иве.
Сашкины рёбра раздулись, насколько позволил скотч. Ей наконец удалось вдохнуть.
Илья схватил нож и полоснул по лицу.
Сашка заверещала.
Илья выкрикнул: «Тварь! Живучая тварь!», и стал наносить порез за порезом.
По шее струилась кровь, на платье расплылось пятно. Сашкины крики слились в нечеловеческий визг.
— Чего ты не дохнешь! — Илья бросил нож и впился зубами в рану. Плюнул ошмётки. Поднял булыжник с земли и начал бить по лицу. — Сдохни! Сдохни!
В стороны брызнула кровь, как будто включили фонтан. Ива, рога и мальчишка окрасились алым.
Я опустила глаза и попыталась поползти назад. Тело не слушалось.
Постепенно удары стали глухими, треск костей превратился в какое-то чавканье. Через силу, я посмотрела вперёд.
Головы уже не было, на кожаных лоскутах болтались осколки. Под рогами остались примотанные кусочки костей и пропитанные кровью волосы. А Илья всё лупил и лупил по стволу.
Удары слились в непрерывный гул. Ручей, ива, безумный мальчишка — исчезли, пропали в небытие…
Гарь… Оседают на землю чёрные хлопья…
Кровь брызжет в глаза и течёт по щекам. В левой руке скользкий камень.
Месиво, вместо мужского лица. Чуть в стороне валяется каска.
Я ору — до кашля, до крови, до рвоты…
Я стояла на четвереньках — кашляя и содрогаясь. Горло саднило. Я сплюнула розовую слюну.
— Привет, белобрысая крыса.
Я подняла глаза.
Илья. Целиком перемазан в крови. За зрачками танцует Тьма.
— Как я такую в кустах не заметил?
Он вцепился в одежду. Легко, как пушинку, поставил меня перед собой. Забрался в карман и забрал телефон.
— Попозже верну. Если будет, кому возвращать. Если не станешь болтать.
У меня изнутри вырвался странный и жалкий звук. Илья рассмеялся — очень искренне и непосредственно, как хохочут мальчишки в детском саду.
— Боишься? Не зря! — голос менялся, превращаясь в шипение змеи. — Так дай мне свой страх!