— Наблюдателем может быть каждый, у всех есть глаза.
— Вот именно, Мика. Илья играет с тобой. Кто знает, что он задумал? В любом варианте, нам уготована смерть.
Когда я спустилась к девчонкам, то вспомнила, как Мур вчера отвернулся, когда посмотрел мне в глаза — будто что-то заметил.
Я пошла в умывальник и встала у зеркала.
Глаза, как глаза. Никакой живой темноты, только алые прожилки сосудов.
Видно, я просто схожу с ума. Придумала какую-то Тьму!
Круг седьмой. «Нападение»
С утра позвонил Семёныч и сказал зайти в кабинет.
Там снова стоял перегар.
— Мика, ты не волнуйся. Я тебе верю. И Мясоедов тоже. Конечно, его ребята будут на тебя наезжать, у них работа такая. Но всё успокоится.
— А как же Илья?
— Мясоедов не верит, что убил он… Посадим, не бойся.
Я ничего не понимала. Если убил не Илья, тогда кто? Дядюшка-лесовик?
— Посадим кого? Мурлыку?
Семёныч смутился. Зажёг сигарету.
— Как бы там ни было, всё успокоится. Жизнь идёт своим чередом, нужно делать дела, — он потушил сигарету, ни разу не затянувшись. — Завтра приедет один человек. На тебя посмотреть, оценить. Произведи впечатление! Впрочем, у тебя это получается само собой.
Оценить… Всё-таки, прав Мясоедов, у каждого есть цена.
— Если всё пройдёт гладко, тебя заберут. Удочерят, увезут в Германию… Ты мне как родная, потому расскажу. Не думай, что там тебя ждёт семья. Смекаешь? Там будет работа. Никто не должен узнать, что ты больна. Скрывай! Заработаешь денег, оплатишь лечение.
— А люди? Они заболеют.
Он поправил:
— Не люди. Клиенты! Вероятность мала. С презервативом вообще нулевая.
— А Вишневский получит деньги? И вы?
Глаза Семёныча превратились в щёлки.
— А это Микуся, уже совершенно тебя не касается.
Девчонки ходили, как будто бы пьяные. Болтали какую-то чепуху, на лицах пылал нездоровый румянец. Убийства были для них, словно секс. А я окончательно поняла, что секс мне не нужен.
Когда я спускалась на завтрак, меня обогнал Илья и шепнул:
— Ты не увидишь закат.
Я встала, как вкопанная, уставившись на его узкую спину. Илья шёл не оборачиваясь, медленно и уверенно.
В груди вспыхнула ярость.
Считает себя главным и неуязвимым? Нашёлся местный божок, поедатель говна!
Когда ноги Ильи ступили на следующий пролёт, я разбежалась, и изо-всех сил толкнула его ладонями в спину. Щёлкнул сустав, и руку пронзила острая боль.
Илья полетел вперёд, глупо выставив руки. Упал, скатился по лестнице на площадку. Я подлетела к нему, и, не давая встать, начала бить ногами.
Илья не проронил ни единого звука, только пытался закрыть руками лицо. Я наклонилась, схватила мальчишку за волосы и ударила лбом о бетон. Он потерял сознание, но я и не думала останавливаться.
До того, как меня оттащили девчонки, я успела треснуть его раз пять. Илья лежал без движения.
Меня прижали к стене и не отпускали. Примчалась питалка, завхоз и Семёныч. Он выдавил глупое: «Мика…», нагнулся над телом Ильи и проверил на шее пульс.
— Живой! Вызывайте «скорую»! Бери его за ноги, тащим в медпункт.
Живой! Блять! Живой!
Я билась в истерике, задыхаясь от ненависти. К девчонкам, которые меня оттащили, не дав проломить Илье черпушку. К местному рабовладельцу Семёнычу, который торгует детьми. К Мясоедову, который считает, что закон — это он сам. К несчастной и бестолковой стране, в которой мне довелось появится на свет.
— Свяжите ей руки!
Мне замотали запястья тряпкой, скрученной в жгут. Рука горела огнём.
Семёныч взял Илью под мышки, завхоз ухватился за щиколотки. Голова безвольно болталась, из рассечённого лба на бетон текла кровь. Я очень надеялась, что у мальчишки поломана шея, и «спасатели» её до конца доломают. Надеялась, что повредила его извращённый мозг, и Илье до конца длинной жизни придётся срать под себя, пуская слюну.
Мы спустились в холл. Возле входа стояла машина полиции. Меня усадили на кресло. Со связанными за спиной руками можно было сидеть, только лишь наклонившись и уставившись в пол.
Девчонки шушукались, а ребята молчали.
Спустя пять минут появился «Петюня». Сказал:
— Развяжите!
Мои руки освободили. Правая сильно распухла возле сустава, кисть едва шевелилась.
— Можете быть свободны!
Хмыкая и огрызаясь, ребята ушли. «Петюня» присел на соседнее кресло.
— Он сказал, что сегодня меня убьёт!
— При свидетелях?
— Разумеется, нет!
— Значит, это только твои слова, — «Петюня» вздохнул. — Прямо скажем, на убийцу Илья не похож. Сын алкоголика, размазня… — он вздохнул ещё раз. — А вот ты — это дело другое!
— Я?!
— Мика, послушай… Ты была на войне. Такое меняет людей. Застрянет что-то внутри и сидит, притаившись. До поры...
— Ничего во мне не сидит!
— Сидит, и не спорь! — он заглянул мне в глаза, будто рассчитывая увидеть Тьму. — А что мы у вас наблюдаем? Злата падает из окна — а ведь ты с ней встречалась! Потом ты «случайно» видишь Илью и собаку. В момент убийства «случайно» находишь Илью в лесу. Сегодня ты на него набрасываешься, ни с того, ни с сего. Возможно, Илья умрёт…
— Хорошо бы.
«Петюня» покачал головой.
— И вот что я думаю: не многовато ли совпадений? — он стукнул пальцем по подлокотнику. — И это не всё! На кроссовках твоего лучшего друга обнаружилась почва с места убийства и кровь второй группы. Сашиной, если ты ещё не догадалась. Рисунок подошвы совпал со следами в лесу. Там только эти следы и твои. Понимаешь?
Я промолчала.
— А возле трупа, под камнем нашли нож. Твои «пальчики» на рукоятке.
Это было последним ударом, который должен был повалить меня с ног. Но я всё ещё сопротивлялась.
— Значит, я идиотка? Не могла зарыть нож или бросить в ручей? Разве не очевидно, что Илья меня хочет подставить?
«Петюня» изменился в лице и прошипел:
— Думаешь, я собираюсь ломать себе голову, разбираясь, кто из здешних выблядышей маньяк? Мне наплевать, вы все одинаковые! Сядете все! Не сейчас, так потом.
Я усмехнулась, взяв себя в руки.
— Придётся! У вас выбора нет.
Брови «Петюни» полезли на лоб.
— Что ты несёшь?!
— Ну, упечёте меня и Мурлыку. Закроете дело. Что это даст? Убийства-то не прекратятся! Приедет комиссия, которая вам тут совсем не нужна.
— Следователь из Киева уже прилетел, — «Петюня» взглянул на часы. — Завтра увидитесь. А пока что, я говорю с тобой по-хорошему, ничего не тая, — он развёл руки, показывая пустые ладони. — Илья абсолютно чист! Смывы с кожи, пробы из-под ногтей ничего не дали. А у тебя и Мурлыки…
— Он меня трогал, когда мы увиделись.
— Неважно. Дело в Илье. Нельзя убить человека и не оставить следов!
— Ему ведь никто не мешал помыться! Со щёткой! Одежду сменить! Времени было полно!
«Петюня» молчал. Я его не убедила.
По правде, я и сама начала сомневаться. Что, если убийца действительно я? Может, во мне есть вторая личность, как было в фильме «Бойцовский клуб», и я сама не знаю, что делаю?
Мурлыка, грибы, Тьма и чужие миры… Может быть, я давно уже сумасшедшая?
— Иди, Мика. Пока что, иди… Если ты верующая, молись за здоровье Ильи. Ради себя.
Вспомнилась распятая Саша, а перед ней на коленях — Илья.
— А вы? Верите в высшие силы?
Следак удивился.
— Естественно! Думаешь, мы произошли от обезьян?
Я не думала, что мы от них произошли. Я знала, что мы и есть обезьяны. Мы по-прежнему в дикой природе. Муравьи строят свои муравейники, мы строим свои города. Муравьи удовлетворяют инстинкты и не занимаются больше ничем. Мы удовлетворяем инстинкты и не занимаемся больше ничем. Просто у муравьёв получается лучше.