— Что? — я наклонилась к самым губам.
— Облако… — Кир улыбался. — У меня наконец получилось… Теперь мы свободны… Мы вырвались из бесконечных зеркальных миров…
Глаза мальчишки закрылись. Улыбка так и осталась сиять на губах, но стала почти незаметной — если не знать, не увидишь.
Улыбка, которая лишь для меня.
«Как это страшно… Так страшно… И уже навсегда, не избавится… Никогда так не делай… Никогда, никого…»
Перед глазами стояло другое лицо. Без носа, без рта и без глаз — сплошное кровавое месиво. Виделась каска, чуть в стороне, и камень в забрызганных кровью руках.
Кир опоздал со своими советами. Я не принцесса со звёзд.
«Выбор есть даже во сне! Пусть иллюзорный, но выбор…»
Раньше я так не считала, и потому было легче. Теперь, глядя в мёртвое, но сияющее лицо, я понимала — Кир прав.
Он его сделал.
Круг девятый. «Свобода»
Утренний свет бил сквозь пыльные стёкла. Играл на блестящей посуде, высекал из стаканов россыпи искр.
Не столовая — солнечный океан!
На душе тоже было светло и немножечко грустно — как бывает, когда прочитал хорошую книгу.
Остаток вчерашнего дня запомнился суматохой, мигалками и бесконечными разговорами.
Носился спецназ, который тут был совершенно не нужен, бродили врачи, а киевский следователь качал головой. На Семёныча одели наручники и увезли. К вечеру вместо него появился другой человек.
— Здравствуйте! Я Валентин Александрыч. Теперь будет всё по-другому!
Я понимала — не будет. Слишком похожими были глаза.
Всё это я наблюдала, как будто в кино. После смерти Кирилла, я словно застыла. Всё в прошлом, а в будущем — лишь пустота, и ничего нельзя изменить.
Подвинув ногой табуретку, Зюзя сел передо мной.
— Что, Котина? И Златы нет, и Мурлыки. Кто защитит?
Я молчала. Мне было совсем всё равно. А Зюзя сидел, ухмыляясь, и не уходил.
— Нет даже Семёныча…
Я продолжала молчать.
— Думаешь, наваляла Илье, сразу стала крутой?
Я не думала совсем ничего. Я просто смотрела.
Зюзя не выдержал.
— Тупорылая белая крыса!
Он ушёл, на прощание плеснув мне в лицо вонючим и липким кофейным напитком.
Вещи Кирилла забрали менты, на память остался лишь одуванчик.
Я поднялась на крышу, потрогала «наш» парапет. Сходила к развалинам старого корпуса — на то место, где умер Кирилл.
Алая кровь превратилась в обычные бурые пятна. Через неделю не станет и их. Но Кир был во мне — навсегда. Он был живее, чем раньше, когда дни напролёт впустую болтал. Ветер можно заметить только по действиям.
Шумели столетние сосны. Над головой болтались гирлянды грибов.
Закат теперь был не кровавым, а самым обычным.
Я поднялась с земли и прислушалась к пению ветра, надеясь расслышать голос Кирилла. Потом принялась отвязывать от деревьев верёвки…
Три раза пришлось возвращаться — мешки были лёгкими, но неудобными. Получалось таскать только по одному. Я перемолола грибы в электрической мясорубке и проглотила пару горстей. Остальное высыпала в компот, решив, что вкус этого пойла ничуть не изменится, и никто ничего не заметит.
Я не знала, хорошо это или плохо. Мне грибы не помогли, только больше запутали. Но, так хотел Кирилл.
Выбор есть даже во сне. Пусть иллюзорный, но выбор.
Оставалось последнее, что я за него должна была сделать...
Здесь, на высоте, властвовал ветер. Лезть было тяжко. Руки тряслись, порывы прижимали к опоре, разметавшиеся волосы лезли в глаза. В руки впивались металлические занозы. Ржавые перекладины лестницы хрустели и прогибались под весом. Когда я была на полпути к вершине, перекладина лопнула, и я повисла над чёрной бездной, держась рукой за ступеньку. Выбралась я с огромным трудом.
Вдалеке светились лагерные корпуса. Территория что-то мне смутно напоминала. Что, было не разобрать.
Ладно… Чтобы, как говорил Кирилл, взглянуть на мир со стороны, придётся лезть выше. А подниматься всегда нелегко.
Ажурные конструкции вышки переливались, на стыках вспыхивали разноцветные искры. Когда две трети пути были уже позади, металл начал вибрировать. Сначала я это списала на эффекты грибов. Но глянув вниз, заметила неясные тени.
За мной кто-то лез! Не зря, когда я шла по тропинке, мне чудились шорохи за спиной!
Из последних сил я ускорилась и снова едва не сорвалась.
Но всё обошлось. Преодолев последние метры, я закинула ногу на верхнюю площадку, подтянула тело, перекатилась и встала.
Ноги тряслись. Сквозь сетку пола я видела силуэты и слышала мальчишеские голоса.
Я подошла к самому краю и посмотрела вокруг.
Непроглядная тьма на фоне чуть более светлого неба…
Скала! Она, всё же, была!
С другой стороны, я и сейчас под грибами...
Территория лагеря выглядела необычно. Изумрудный свет окон и фонарей сливался в фигуру оленя. Грудь, голова и развесистые рога…
«Здесь всё отражается тысячи раз и усиливается. Если в реальности видел оленя — здесь его образ будет тебя преследовать вечно. Если в реальности столкнулся с маньяком — он здесь на тебя развяжет охоту. Если в реальности бушевала война — она случится и тут. Нельзя убежать от себя самого. Ты — это память. Забудешь — и здесь будет рай, но не останется никакого тебя».
Вспоминалась АТО. Мама, отец и сестра… Вспоминалась девочка Саша с примотанными скотчем рогами, и столь же рогатый мальчишка Илья…
Отражения… Все люди — мои отражения…
Ни тени движения, ни криков летучих мышей — ничего. Лишь серебристо-серая мгла.
«Поверить можно во всё, что угодно, и для тебя это станет правдой. Любая реальность — иллюзия, любая иллюзия — это реальность».
Я стояла и слушала, как ветер воет в ушах, напрасно пытаясь почувствовать связь с окружающим миром…
Ни глубины, ни наполненности, ни чувств. Мир был далеко-далеко. Я ему больше не верила.
Но что было там, в настоящей реальности? Какая война, какие маньяки, какой изумрудный олень?
Кирилл мне не рассказал. Я не желала слушать…
— Ну, крыса! Время платить по счетам!
Я обернулась.
Передо мной стояли Антон, Паша и Зюзя, пьяные и весёлые.
Зюзя двигался на меня, а за его спиной шёл диалог.
— Как думаешь, если она упадёт, то расколется голова?
— Без проверки не скажешь…
— Какая проверка? Он же ссыкло!
— Сам ты ссыкло! — голос Зюзи сорвался на визг, пальцы дёргались, цеплялись один за другой, вытворяя немыслимые выкрутасы.
Я не могла оторвать взгляд от этих тоненьких пальцев, в свете луны похожих на пару белёсых клубков червей.
Как мне они могли нравится?!
В грудь как будто попали футбольным мячом. Я отклонилась назад, зацепилась ногами за ограждение…
Зюзя и все остальные остались на вышке. Теперь — далеко. Там же, в туманном далёко, растаяли все остальные — Ганс и Семёныч, Вишневский и Мясоедов.
Здесь не было времени, был только ветер и звёзды.
Оказалось, что время — иллюзия. Оно убивает лишь тех, кто в него поверит.
Есть только этот момент.
Я заглянула в карман и вытащила одуванчик. Ветерок подхватил хрустальные парашютики. Они зазвенели и заискрились в свете луны.
Я больше не злилась — на Таню и Лену, Илью и Антона. Не злилась даже на Зюзю. Я поняла, что они — тоже звёзды, у которых взрослые похитили свет.
Сейчас они мне улыбались — улыбались все звёзды на свете.
Я поняла, что тьмы нет, тьму я просто придумала. Я, девчонка со звёзд.
В душе стало тепло и спокойно, и я улыбнулась звёздам в ответ.