— Получишь! — полетело мне вслед.
Мурлыка сидел на пластмассовом кресле в холле. Глаза необычно ясные, лицо в ссадинах и кровоподтёках.
— Что случилось?
— Попался трудный клиент. Помоги до кровати добраться.
Я нагнулась, подставив плечо, и охнула, когда он навалился. Мурлыка костлявый, но я — вообще, как тростинка.
— Прости. Все отказались помочь. А Семёнычу я не звонил, не могу его видеть.
Я впряглась и потащила Мурлыку наверх. Цепляясь за перила, он старался облегчить мне труд.
Я усадила его на кровать и сказала:
— У вас есть мальчишка, Илья…
Он сразу же понял, кого я имею ввиду.
— Сероглазый красавчик? Я думал, тебе не нравятся парни.
— Не нравятся. Кроме тебя.
Он улыбнулся натужно.
— Не стоит. Я знаю, что ты обо мне не мечтаешь. И всё же… Илья?
— Скажи просто, что за пацан.
— Да нормальный. Получше других. Умный и не подонок.
Я хотела сказать Мурлыке про то, что увидела. Но, не смогла.
Странно. Я от него ничего не скрывала. Даже то, что меня окунули в дерьмо.
Тогда, почему?
Наконец я сообразила. Пихать другого в дерьмо абсолютно нормально, нельзя лезть туда самому! За Илью было попросту стыдно.
Мурлыка прилёг и сразу заснул, а я вернулась к девчонкам.
— Где ты шаталась? Давай, помогай с посудой!
Минут через десять приехали гости, штук восемь. Важные, при костюмах. Мне удалось узнать только несколько лиц — Мясоедова и двух депутатов.
Гости отдали пакеты с продуктами и закрылись в комнате. В соседней, мы с Викой резали колбасу, сыр, ветчину. Наташка за нами присматривала, чтобы мы ничего не сожрали. От запахов кругом шла голова, а рот наполнялся слюной. Несколько раз надсмотрщицу звали — она выходила, бросив на нас строгий взгляд. Он нас ничуть не пугал. Мы набивали рот ветчиной, давились и хохотали. Кусок колбасы я припрятала в тумбочку.
Мурлыка рассказывал, что в мире возникло всё неспроста, любители детей и подростков были когда-то нужны. Слабому — женщине или ребёнку, требуется еда и защита, а дать они могут лишь секс. Он говорил о Спарте, Риме и Греции, о самураях с юношами в учениках, а потом заявил, что сейчас это всё — атавизм.
Честно сказать, я так не считала. Ветчина была вкусной, а до светлого будущего, в котором детишек станут кормить просто так, мы пока не дошли.
Спиртного нам не досталось, но было плевать. Я, вообще-то, его не люблю.
Потом Наташка сказала:
— Валите! Нечего вам тут делать, с вашими рожами.
Я навестила Мурлыку. Он спал, нервно дёргаясь время от времени.
Я поднялась на крышу.
Девчонок тут уже не было. Я уселась на парапет и запела.
Гай чарівний, ніби променем всипаний,Чи загадався, чи спить?
Снизу доносился хохот и девичьи визги. В желудке была приятная тяжесть. Дневные страхи забылись.
Теперь я сама удивлялась: чем меня так испугал Илья?
Пацан, как пацан. Ёбнутый, да. Может, немножко опасный.
Так что? У кого здесь здоровая психика? Кто не опасный? Чем лучше, к примеру, Мурлыка? Он сам не знает, что сделает через секунду. А Злата? Она же убийца!
У всех детей в шкафчиках с миленькими наклейками хранятся скелеты. И если уж по чесноку, так самая больная тут — я.
Часам к десяти смех сменился на стоны — отдых гостей перешёл в новую плоскость. От этих звуков стало противно, и я зашептала песню сильней. Потом всё затихло, и стало совсем хорошо — только пели комарики.
Крик — звериный, отчаянный, разорвал тишину. Такие я слышала только в АТО.
От неожиданности я чуть не свалилась. Пальцы вцепилась в бетон парапета, хотелось спрятаться и дрожать.
Я вдохнула поглубже.
Здесь не АТО, здесь никто не стреляет, здесь никого не разорвёт на куски!
Мика, возьми себя в руки!
Помогло. Только бешено колотилось сердце.
Через минуту я была внизу. В коридор четвёртого этажа набился народ. Не пройдя до блока и полпути, я увязла в толпе.
— Что там случилось? — задала я вопрос ближайшей девчонке.
— Откуда мне знать? — она шевельнула плечами. — Кто-то кричал.
— Так! Расступились! — Семёныч двигался через толпу, как ледокол через тонкие льды — непонятливые девчонки летели в стороны. За ним семенила Злата.
Пять минут прошли в ожиданиях и сплетнях. Одни утверждали, что гости убили девчонку, другие — что девчонка убила гостей. Когда стали болтать бред о том, что депутат выбросился из окна, я попыталась вернуться обратно на лестницу. Но сзади уже напирал народ. Оставалось только стоять.
— У нас ЧП. Несчастный случай. Разойдитесь по комнатам, ждём полицию! — пронёсся над головами приказ Семёныча.
Питалки и старшие девочки стали на всех орать. Толпа расходилась.
Я ушла в комнату. Ира и Вика курили возле окна. Света сидела, уставившись в пол. Я пнула её по носку кроссовки.
— Эй, ты чего?
Она подняла глаза.
— Я так и знала! Знала!
— Что знала? Что там случилось?
— Ты что, не знаешь? Танька повесилась!
Я посмотрела на Иру и Вику. Те молча кивнули.
— Но это же бред! — я почесала макушку. — Она не из тех, кто полезет в петлю. Скорее других доведёт.
— И вот! — важно сказала Света.
Похоже, она была не в себе.
Идиотки!
Я уселась на подоконник и уставилась в темноту.
Девочки потихоньку приходили в себя и кудахтали:
— Это кошмар!
— Они нас всех перебьют!
— Я знала!
— Котя, чего ты молчишь?
Мне надоело сидеть в курятнике.
— Никто вас не перебьёт! Даже не трахнут! — гаркнула я на прощание и спустилась во двор.
Минут через сорок стены окрасились светом мигалок. К подъезду подъехала скорая в сопровождении полиции. Вышли врачи с носилками, автоматчики в касках и брониках, люди в гражданском. Вокруг, с лаем, носился Фиест.
Я сказала:
— С кем они там собрались воевать?
— Не смешно. Девчонок-то до сих пор нет. Ни Таньки, ни Ленки, ни Кати, — сказал какой-то мальчишка.
— И Ксюхи, — поддакнул другой.
Я встала. Полиция — это надолго.
Таньки и Ленки меня не особенно волновали, я за Мурлыку боялась. Поднявшись к нему, я увидела, что он всё ещё спит. Я села рядом и разбудила.
— Мурлыка! Надо врачу показаться! Там скорая.
Он ничего не понял.
— Скорая?
Я рассказала, что знала, добавив:
— Вдруг у тебя разрыв селезёнки?
— Шла бы ты спать! — Мурлыка демонстративно отвернулся к стене.
Спать не хотелось. Но на меня опять навалился страх. Перед глазами стояли лица Ильи, Антона и Зюзи. В ушах тревожно выл ветер — как там, возле труб.
Я пошла в комнату, накрылась с головой одеялом, свернулась клубком и заснула.
Круг третий. «К звёздам»
Сегодня по небу бежали лёгкие облачка. Солнечные прямоугольники на полу между столиками то вспыхивали, то гасли.
На завтраке Мурлыка сел рядом. Лицо у него совершенно опухло, но ходил он уже без проблем.
— Мур, вчера я стырила колбасу. Надо хлеба набрать. Пожрёшь, сразу всё заживёт!
— Лучше скажи, что у тебя с рукой. Выглядит жутко.
— Цапнул Фиест, к врачу не пойду, — выдала я скороговоркой.
— Перекись хоть налила?
— Промыла водой.
Мурлыка нахмурился, но ничего не сказал.
Все обсуждали вчерашнее, но это снова был пустой трёп. Девчонки, которые были с Танюхой, твердили одно и тоже: «Откуда мне знать, что было у неё в голове? Напилась и повесилась».
В такую историю не верил никто.
Но мне стало легче — Илья ни при чём. А как он там дрочит, мне было плевать.
Зюзя бросал злобные взгляды, но этим и ограничивался.