Разговорить Лидию мне тоже удалось. Она оказалась моей ровесницей и состояла в общине сестер милосердия при Свято-Софийском женском монастыре, что считала своей жизненной удачей, несмотря на небольшой, прямо скажем, заработок и необходимость часть его отдавать монастырю. Для нее, девушки из крайне бедной семьи, получаемые в монастыре кормежка и одежда были спасением, она даже родным помогала из своего заработка, а монастырское образование и воспитание делали таких как она, даже несмотря на бедность и скромное приданое, дававшееся монастырем, невестами, очень даже востребованными среди вполне зажиточных простолюдинов. Ну а что? Девочек в общине учили чтению, письму и счету, приучали быстро и аккуратно выполнять любую работу, прививали им привычку к соблюдению санитарии и гигиены, и все эти навыки, в сочетании с умением грамотно ухаживать за больными, помогали им в ведении домашнего хозяйства и уходе за детьми. И когда Лидия восхищенно рассказывала про какую-то Алену с их улицы, после четырех лет работы в той же общине вышедшую замуж «аж за машиниста с железной дороги!», я уж и не знал, кому тут повезло больше — Алене этой, выбравшейся из нищеты, или тому машинисту, у которого дом чист, дети ухожены и здоровы, а сам он уминает за обе щеки вкусную домашнюю еду. А если та Алена еще и внешне похожа на Лидию, то сексуальной жизни машиниста тоже можно позавидовать.
Не надо, однако, думать, что круг моего общения ограничивался лишь доктором и сестрой милосердия. Позавчера был у меня губной пристав Шаболдин. Как я понял, это полицейский, причем в немаленьком чине. Что ж, визит его я считал вполне оправданным, учитывая, каким образом я попал в умелые и добрые руки Лидии. И мне беседовать с губным приставом понравилось. Приятно видеть профессиональное мастерство — вопросы свои Шаболдин строил так, что я невольно вспоминал самые незначительные, казалось бы, детали того злосчастного для бывшего Алешки Левского и знаменательного для меня дня, когда я сменил его в этом теле. А мне вопросы пристава позволили хотя бы в общих чертах понять, в каком направлении идет следствие — все-таки я, в отличие от прежнего хозяина своего тела, балбесом никогда не был. Честно говоря, никаких положительных эмоций мне это понимание не прибавило. Ну да ничего, я об этом попозже с отцом поговорю… Но говорить с отцом пришлось о другом.
— Ты понимаешь, сын, что с тобой произошло? — спросил отец, выдержав долгую паузу после моего бодрого ответа на дежурный вопрос о самочувствии.
Вопрос отца я посчитал удобным и своевременным. Мне тут теперь жить, и надо потихоньку избавляться от репутации балбеса. Вот прямо сейчас и начну.
— Ну-у-у… — начал я подчеркнуто неуверенно, чтобы контраст со следующими моими словами получился резче, — судя по применению антинекротического ингибитора, я умирал.
— Умирал?! — эх, не заметил отец мои резко возросшие умственные способности, не заметил… Ладно, потом будет разговор обдумывать, заодно и обратит внимание. — Умирал… — повторил он. — Нет, сын, не умирал. Ты умер. Умер почти сразу же, как тебя принесли в дом. А потом ожил.
Ничего нового он мне этим не сказал. Вот уж я-то прекрасно знал, что и умер я, и что ожил, тоже. А что умер я в одном теле, а ожил в другом… Не надо отцу это знать. Да и никому другому тоже. В общем, историю о своем втором рождении я поведал боярину Левскому в несколько отредактированном виде.
— Вот как, — я не понял, то ли отец умеет владеть собой, то ли и правда не удивился. — Я за отцом Маркелом пошлю, ему тоже расскажешь.
Так, значит. Папаша решил привлечь церковь… Ну, учитывая, какое место церковь в этом мире занимает, оно и понятно, но… Тут ведь палка о двух концах. Рассказ мой основам учения церкви не противоречит, тут вроде бы бояться нечего, а вот то, что я попаду к церковникам на заметку, может быть в моей жизни как полезным, так и не очень. Значит, надо постараться, чтобы отец Маркел остался доволен, потому что он, подавая наверх доклад или как там это у них называется, будет сочинять его, руководствуясь личными впечатлениями. И чем более благоприятными окажутся эти его впечатления, тем для меня и лучше.
— Лидия, можешь сходить отдохнуть. Я с бояричем посижу, — ого, сегодня у меня насыщенный общением день! Меня явилась проведать двоюродная сестрица…
Вообще-то боярышня Волкова раньше особым вниманием меня не баловала. В нашем возрасте год разницы — это и само по себе немало, а уж насколько в действительности шестнадцатилетняя девушка взрослее пятнадцатилетнего пацана, даже говорить не стоит. И вдруг такое внимание…