— Вот, Алексей, теперь ты знаешь, — отец положил руку мне на плечо.
— Знаю, — подтвердил я. — То, что с матушкой, с этим ведь связано, да?
— Про матушку, уж прости, я тебе потом скажу. Пока же хватит того, что ты уже узнал.
— Ну да, кому хватит, а кому и… — неопределенно проворчал я.
— Мне виднее, — поставил меня на место отец и, усмехнувшись, добавил: — Ты ж говорил, что наши тайны можно открыть, открыв одну любую? Вот, пожалуйста, одна открыта. Что теперь скажешь?
— Да то и скажу, — отец, конечно, брал меня «на слабо», но что тут поделать? Назвался груздем, так и полезай куда положено. — Открою. Обязательно открою. Если только, — тут я позволил себе хитро улыбнуться, — если только Шаболдин раньше не успеет.
Посмеялись. Так, больше для разрядки, веселиться-то было особо нечему. Шаболдин в своем расследовании то ли на месте топчется, то ли по кругу ходит… Но проблемочку отец, конечно, обозначил. Вот узнал я о том, что я отмеченный, и что дальше? За что тут тянуть, чтобы распутать весь этот клубок? И где тут связь с покушениями на меня?
В принципе, конечно, моя отмеченность — уже сама по себе вполне допустимый повод для чьего-то желания меня убить. Человек, знаете ли, по природе своей грешен, и очень многие искренне желают зла любому, кто хоть в чем-то их превосходит. Зависть не вчера родилась и не завтра умрет. Причем таких людей, воспринимающих любое чужое преимущество как личное оскорбление, столь много, что чисто статистически среди них просто обязаны встретиться особо упертые сторонники равенства по низшему уровню, готовые перейти от слов к делу. Но содержание врученного мне сегодня документа на всех перекрестках не оглашалось, так что названная публика просто ничего обо мне не знает, а значит, и мечтать о моей смерти не может. А какая, спрашивается, от смерти отмеченного может быть польза тем, кто знает?
Навскидку — хотя бы просто ослабление рода, к которому отмеченный принадлежит. Что в экономической конкуренции, что в борьбе за место у царского трона и влияние в Боярской Думе Левские никогда не были пацифистами, так что желающих подсократить наши возможности всегда хватало, да и сейчас таковых хоть отбавляй. И, кстати, именно в Боярской Думе хранится подлинник сегодняшней бумаги, так что заинтересованная публика такого уровня за эти шестнадцать лет имела массу возможностей с ним ознакомиться.
Убрать потенциально сильного конкурента внутри самого рода? При всей своей гнусности этот вариант смотрелся вполне имеющим право на существование, но, опять же, кто тут выгодоприобретатель? Васька, Митька и Татьянка почти наверняка не в курсе, как и дети дяди Андрея. Волковы? Хм, теоретически могут и знать, но… Но, во-первых, могут и не знать, а, во-вторых, мужчина там только один, а ни боярыня, ни боярышня Волковы с ружьем не управились бы. Опять же, как-то не очень просматривалась их выгода от моей смерти.
И кто тогда? Получается, что я опять там же, где был и раньше — то есть, прямо скажем, нигде. Как ничего не понимал, так и не понимаю. Вот под такие невеселые мысли я и завалился спать. Утро, говорят, вечера мудренее. Что ж, завтра у меня будет исторический шанс это проверить…
С проверкой, увы, как-то не особо заладилось. Завтрак, привычное общение ни о чем с Волковыми, их сборы на очередной выезд, удалившийся в кабинет отец — все это просто не давало подумать как следует, и пока что я оставался все на тех же позициях, что и раньше. Но едва Волковы покинули дом, я устремился в библиотеку. У меня вдруг появилась мысль сравнить историю боярыни Волковой, рассказанную дядей, с записью в Бархатной книге. Не скажу, что самому мне эта мысль показалась прямо такой уж умной, но за неимением других…
Уж не знаю, по какому принципу составлялась Бархатная книга в моем бывшем мире, здесь она имела вид обычного энциклопедического словаря, если, конечно, не считать роскоши издания — тот самый малиновый бархат с золотым тиснением на обложке, шикарная бумага и все такое прочее. Нужную мне статью я нашел быстро и погрузился в чтение.
«Волкова, урожденная Меркулова, Ксения Николаевна. Родилась 13-го числа марта месяца года от Р.Х. 1779 в имении Бодровка Рославльского уезда земли Смоленской».
Что?! Рославль?! Вроде же, по рассказам, что я слышал в семье, она калужская? Ладно, почитаю дальше…
«Отец — дворянин Меркулов Николай Палович (см.), мать — дворянка Меркулова, урожденная Ресина, Мария Дмитриевна (см.), братьев и сестер нет. В году от Р.Х. 1780 имение Бодровка продано и М.Д. Меркулова с дочерью переехала в купленное имение Редькино Кондровского уезда земли Калужской, а оттуда в Калугу.