Пластиковый коридор. Белая палата-одиночка; я понимаю: этот комфорт — для безнадежных.
В постели лежит человечек с запавшими закрытыми глазами.
Так вот он теперь каков, наш «блюстатель порядка», правая рука Главного по части внутренних дел!
— Ме… мер… завца нет?
(Мерзавец — это Семен Васильевич.)
— Это Гриша, папа, — говорит Вера в ухо Петру Савельевичу.
— Григорий…
Больной заволновался, пытается поднять голову.
— Документы… мои… на персоналку… пенсию-то… надо… это… ох… в отдел кадров… ох… министе… сва. Гриша, ты…
Силы оставляют Петра Савельевича.
Я кладу на столик пакет от месткома и администрации СКВ и тихо выхожу в коридор.
— Гриша, — выглядывает вскоре Вера из дверей. — В соседней палате кто-го уж очень кричит ночью, не дает папе покою. Поговори, пожалуйста.
Осторожно стучу в соседнюю дверь.
Выходит щуплый старичок с книжкой.
— Извините.
— Да.
— Вам достался неудобный сосед.
Меня не понял. Может быть, глухой.
— Ваш сосед кричит ночью!
— Это я кричу.
— Зачем?
— Не знаю. Сегодня приходит женщина, говорит: я ваш доцент. У меня второй уже доцент.
Просматривает на моем лице реакцию.
— Спрашивает, кем я работал и про семью. Доктор, говорю ей, я сам знаю, что это моя смерть, но я не могу бросить курить. Она: я не сказала, чтоб вы бросили, курите себе. Сколько 475 и 25? Это она меня спросила. Я заплакал. Она говорит: тогда я не буду больше к вам ходить.
Таинственно:
— Это очень серьезный доцент. Второй. Она спросила: не ушибся ли я? Почему нет. Может быть, говорю, я не помню. Мой вес 54 и рост 154, — неожиданно заключает он.
Во мне просыпается неодолимое любопытство к такой вот, не идущей к делу детали:
— Что вы читаете?
— «Дома с собачкой».
Ответное липкое любопытство в глазах старика:
— Скажите, вы — доцент? Третий?
Мы вышли из больницы затемно.
Не по-июльски сырой и холодный ветер прижал Веру ко мне.
Где-то за нами сияли, как витрины универмага, стеклянные стены больницы.
О чем думала Вера?
Я думал о том, что мне соврать моей Зинаиде, явившись домой заполночь.
Лучший вид лжи — полуправда.
Надо рассказать все о Петре Савельевиче и ни слова о том, как мы е Верой, слившись, шли сейчас в темноту, как она припала ко мне, как нам захотелось — неодолимо, неотвратимо стать предельно близкими, и как Вера потянулась ко мне, потом отстранила меня и сказала: — В сентябре…
7
Так кто же на Кавказе будет третьим?
Кто будет нашим бдительным другом?
Кто «своевременно просигнализирует дирекции и общественным организациям» о нашей с Верой «аморалке»?
Только не Бернер.
Он уже в другом регионе.
Его письмо я нашел на своем рабочем столе вчера.
Вот оно:
«Григорий!
Чтоб ты что-нибудь понимал, сразу — с рыбкой под Астраханью осечка: зимой с билетом на пароход прохлопал, а теперь… Сам понимаешь.
Но без воды не могу. Плыву на туристическом ковчеге по Днепру.
Сейчас утро. Обложной дождь. Температура — под пиджак и плащ. Неприятное ощущение ниже поясницы (промокнул палубное сидение) и на плохо вымытой личности. Забыл вчера свои принадлежности в общем умывальнике и…
Стоим. Перед глазами берег. Какой-то непарадный город. За причалом озябшие телеграфные столбы, строение туалета, длинный низкий сарай. Его крыша — своеобразный музей кровли. Участками и заплатами показаны все виды покрытий: шифер, железо (крашеное и нет, оцинкованное и нет), доски, толь, и т. д.
Все это — вид на набережную.
Едем на экскурсию. Из 170 туристов вышло человек 40. Подряжаем троллейбус, стоящий у «Ричкового вокзала». По 8 копеек с пассажира. Как в Мексике. Там можно снять трамвай на похороны. (За эту информацию отвечает Маяковский.)
За запотевшими стеклами видим только окраины, так как маршрут троллейбуса не заходит в центр.
Гид развлекает рассказом о проезде Екатерины Второй. Для императрицы, прибывшей «на 79 вымпелах», был выстроен деревянный дворец, якобы похожий на Зимний. Довольная Екатерина предложила Суворову подсказать ей вид монаршей милости. «Матушка, вели уплатить за постой наших солдат».
Каюта моя на 8 человек. Двухэтажные нары.
Мои спутники?
Женя Первый — лет сорока, весьма приятной наружности. Пьет с раннего утра, примерно, до 5–7 вечера. Дальше в Ноевой наготе (Ной обнажался до трусиков?) спит непробудно часов до 3–5 утра, после чего к неудовольствию «нытиков» начинает громко пробуждаться. Читал двухтомник «Сага о Форсайтах» какого-то зарубежного автора.