Во все стороны тянулся нескончаемый лабиринт оврагов и овражков, оправдывая название урочища — Негодные Земли (Бедленд). Над нами высилось обнажение размытой горной породы в триста шестьдесят метров мощностью; Коп в то время относил его к различным системам. Обнажение состояло из толстых пластов черной сланцеватой глины, которая с поверхности распадалась в мелкую черную пыль. Нижние слои содержали многочисленные прослойки лигнита[24], который представлял собой хороший мягкий уголь и легко загорался. В обрывах каньонов мы находили пласты его больше метра толщиной. Стоило только подвезти повозку к такому обрыву, чтобы в несколько минут нагрузить ее прекрасным углем.
Едва только брезжил рассвет, мы завтракали и выезжали на работу; кирки наши и мешки для коллекций привязывались к седлам, а в седельных сумках был уложен второй завтрак — копченая грудинка и морские сухари.
Обычно я ехал рядом с профессором на лукавом вороном мустанге, который постоянно подстерегал момент, чтобы вырваться на свободу. Мундштук с цепочкой; которая почти разрывала ему рот, был единственным способом справляться с ним. Так как на правое ухо я почти глух, то мне обычно приходилось ехать от профессора справа, если позволяла дорога. Он не всегда бывал разговорчив, но если уж начнет рассказывать о чудесных обитателях земного шара, которые жили в давно минувшие времена или теперь еще живут, так его не остановишь. Он как будто сам с собой разговаривал при этом, глядя прямо перед собой. Увлекшись своим предметом, он почти не обращался ко мне; а я слушал, замирая от восторга.
Но не до того было норовистому мустангу. Внезапно его передние ноги отрывались от земли, и он вытягивался во весь рост на задних. Затем, почувствовав давление испанского мундштука, он проворно опускался на все четыре и кидался вперед, влево от профессора. Если профессор, случайно оглянувшись, находил пустым место, где я только что был, он изумленно восклицал:
— Как! Ведь я думал — вы едете справа, а вы вдруг, оказывается, слева от меня!
Как только я, бывало, заслушаюсь профессора и чуть-чуть отпущу поводья, пони непременно уж повторит свой фокус. Я так увлекался рассказами Копа, что мне случалось при этом терять стремя.
Самую высокую часть Негодных Земель составляли слои р. Юдит, которые после изысканий профессора Д. В. Хатчера причислены к ярусу Форт Пьер верхнемеловых отложений. Здесь плоскогорья и равные луга давали обильный корм нашим пони. Мы поднимались обычно на эти высоты, стреноживали лошадей и уходили в овраги и промоины искать ископаемых. Необходимо было внимательнейшим образом присматриваться к осыпающейся глине, так как только струйка пыли, немного отличающаяся по цвету от однообразной черноты кругом, указывала, где погребены кости.
Вследствие неплотного строения рыхлой черной глины и налегающих на нее песчаников, Миссури прорыла себе ложе на шестьдесят метров ниже уровня степи, а вся местность, изрезанная настоящим лабиринтом каньонов и боковых оврагов, представляла собой ужасающее зрелище полнейшего бесплодия.
Ночью вид сверху на их запутанную сеть был страшен. Черный цвет породы, образующей склоны, не позволял ни одному лучу света проникать в глубину ущелий, и мрак казался таким густым и плотным, что хоть режь его. Длинные гребни, оканчивающиеся отвесными обрывами, подошва которых уходила в реку на триста метров ниже, тянулись в глубину страны. Часто они бывали изрезаны поперечными промоинами, образуя пики, зубцы, обелиски, башни и другие фантастические формы. Эти хребты бывали так узки, что мы иной раз с трудом проходили по ним, а склоны обрывались под углом в сорок пять градусов. Поверхность была покрыта размельченной глиной, в которой на каждом шагу вязли ноги; это, впрочем, давало нам некоторую опору и удерживало от падения с опасной быстротой вниз, в ущелье.
Однажды профессор попросил меня взобраться к одному местечку близ вершины величавого гребня, увенчанного двумя массивными выступами песчаника; они выдвигались над крутым склоном подобно карнизам какого-то титанического здания. Эти выступы, расположенные один над другим и разделенные двадцатью метрами глины, были начисто размыты водой почти на метр, так что я легко нашел тропинку, где умещались мои ноги, когда после усердного карабканья добрался до нижнего выступа. С моего высокого насеста у меня перед глазами открывался изумительный вид Негодных Земель на многие и многие километры вокруг. Зрелище это настолько унылое, что не опишешь никаким пером.