Мы скоро добрались до гостеприимного жилища м-ра Дункана, почтового служащего на Серебряном озере. Он построил себе удобный бревенчатый дом с большим камином на одном конце общей комнаты и старомодным очагом, у которого мы собирались в холодные вечера и болтали до глубокой ночи.
Мы решили дать отдых измученной вьючной лошади и на следующий день собрали свои припасы и погрузили их в повозку м-ра Дункана. Он согласился поехать с нами в качестве проводника, и мы отправились в долгое путешествие к «складу костей» в заросшей шалфеем степи восточного Орегона.
Мы ехали все вперед через нескончаемые, казалось, пространства, покрытые шалфеем, полынью и песком. Пучки шалфея торчали на вершинах конических песчаных холмиков, склоны которых были обметены и выглажены ветрами; последние завывали по всем направлениям в лабиринте холмов, перенося облака песка. Если бы кто-нибудь мог подняться над этими песчаными холмами и взглянуть на местность сверху, то увидел бы зрелище еще более унылое, чем поросшие иссохшей низкой травой равнины западного Канзаса: мрачную однообразную пустыню серо-зеленого цвета, протянувшуюся на север, восток и юг, сколько может охватить глаз и прерванную на западе высокими хребтами Сьерры, склоны которых внизу темнеют густыми лесами, а выше изрезаны ущельями, в которых сверкают вечные снега.
Мы проехали по калифорнийской дороге до Орегона, так как в те дни Орегон был поистине неведомой страной, за исключением долины Вильямет. Эта влажная плодородная долина настолько же отличается от обширной полупустыни к востоку от Каскадного хребта, как долина Санта Клара от заросших кактусами песчаных холмов южной Калифорнии.
К вечеру, после целого дня пути по пескам и шалфею, мы приехали к ранчо на берегу горько-соленого озера в самом сердце пустыни. Там, в хижине, построенной из бревен, добытых на соседних горах, жил местный отшельник по имени Ли-Беттон. Если бы дорога не шла мимо его двери, он видел бы только изредка охотника, преследующего оленя, да, пожалуй, еще скотоводов, которые зимой объезжают рассыпавшиеся по пустыне стада, чтобы осмотреть их. На всех соседних ранчо скот уходил зимою в пустыню в поисках корма и крова. Здесь, крытый от бурь, он кормился травой солонцов, шалфеем и мясистыми листьями, которые опадают целыми охапками со степного кустарника. Этот скот проложил бесчисленные тропинки по всем направлениям через нескончаемые, казалось, пространства, покрытые шалфеем; непривычный к стране человек мог легко потерять дорогу и заблудиться в лабиринте дорожек. Ужас охватывал при мысли затеряться в этом безлюдьи.
М-р Дункан завел своих лошадей в ригу ранчо, которая была хорошо снабжена сеном и овсом, а мы пустили своих верховых на площадку, заросшую солончаковой травой у берега озера. Потом из какого-то тайника м-р Дункан вытащил жестянку с ключом от хижины. Жизненный опыт научил м-ра Беттона осторожности. Он однажды уехал в Калифорнию за лошадьми, оставя дверь незапертой, а какой-то проезжий бродяга злоупотребил его доверчивостью и обокрал хижину, забрав с собой весь запас пищи и одеял. Так что теперь, оставляя дом, он замыкал дверь и прятал ключ; но м-ру Дункану, соседу, он открыл тайну своего хранилища.
Его кухонные принадлежности состояли из походного котелка, сковороды, датской печки и кофейника; все было нами собрано и вычищено, а кладовая для съестных припасов тщательно обыскана. В то время в обычаях страны было считать кров и пищу общей собственностью. В следующем году мне предложили даром пользоваться домом и одеялами, брать муки и сала, сколько мне понадобится, если я пожелаю провести зиму на ранчо в восточном Орегоне. От меня ожидали только, что я сам буду рубить для себя дрова и готовить пищу.
Скоро веселый огонь пылал в очаге, и горящий шалфей наполнял комнату особым неописуемым ароматом, столь характерным для этой пустыни. Мы проехали мимо огромных стай диких гусей, когда ехали вдоль озера; они были так ненапуганы, что просто сторонились с дороги, как домашние гуси, но мы и не подумали тратить на них заряд. Я поставил три ловушки, обыкновенные стальные ловушки для ловли голубей, и насыпал кругом овса. Наутро я нашел в одной казарку[39], в другой — сороку, а в третьей — домашнюю кошку. Мы выпустили сороку и кошку, а казаркой позавтракали. Обычной нашей пищей было сало, хлеб и кофе да иногда сухие яблоки. Я годами работал в Орегоне, не имея другой пищи, да изредка мясо оленя или горного барана.
На следующий день, доверившись вполне руководству м-ра Дункана, мы двинулись без дороги, крутясь среди холмов, без всяких иных указаний, кроме гор на западе. На закате мы выехали к открытому месту на берегу солоноватого озерка. Я тотчас же назвал его «озером Ископаемых», и под этим именем оно осталось до настоящего дня. Тогда оно занимало несколько гектаров, а теперь совсем высохло.