Владелец палатки вышел и я передал ему рекомендательное письмо военного министра. Я видел, как усмешка сползла с лица мальчишки, когда инженер сердечно пожал мне руку со словами: «Этого вполне достаточно», — и предложил мне свои услуги. Узнав, что я и лошадь голодны, он тотчас же приказал человеку, который злорадно ожидал, что мне откажут в приеме, позаботиться о моей лошади и о хорошем ужине. Затем инженер пригласил располагаться как дома, отлично угостил меня, а когда я плотно поел, развернул связку новых шерстяных одеял и устроил мне удобнейшую постель в собственной палатке.
На следующий вечер я поехал до переправы через реку Красную, где нашел усадьбу и провел ночь. Перед вечером следующего дня переехал речку Каш и увидел справа, на повороте реки, становище индейцев. Тотчас заметил и двоих обитателей становища: один — высокий, плотный, с добродушным лицом, другой — тощий, с большими сильно выступающими скулами, типичный представитель племени Команчей. Толпа детей выбежала мне навстречу. Должен признаться, что мне было немного не по себе: очутиться совсем одному в полной власти этих индейцев… Но я и виду не показал. Увидя на траве несколько убитых индюков, я сказал добродушному индейцу, что хотел бы одного из них получить жареным на ужин. Жена его взялась приготовить мне еду. Она вырезала грудь птицы, насадила на деревянный вертел и воткнула его в землю перед большой кучей угля; она беспрестанно поворачивала кусок, пока мясо не прожарилось. Это жаркое, чашка кофе и крошки хлеба, которые остались у меня от завтрака, составили весь мой обед. Я был, впрочем, слишком голоден, чтобы привередничать.
Индейцы пекли для себя луковицы дикого гиацинта, который в изобилии рос на дне оврагов. Они выкопали яму и развели на дне огонь, чтобы хорошо прогреть окружающую землю; они сожгли при этом не меньше десяти кубических метров дров. Потом золу выгребли, а стены облепили обмазкой из глины с соломой, в которую набросали зеленой травы, чтобы луковицы не пригорели. Потом наложили в яму луковиц, прикрыли травой и глиной, а сверху снова развели огонь. Наутро луковицы были готовы; индейские дети очень любят это лакомство. Я попробовал луковицы. Они были сладковатые, немного похожи на сладкий картофель, но так перемешаны с песком, что хрустели на зубах, и я не мог их есть.
Утром меня разбудил выстрел, и дикий индюк упал с дерева, близ которого я спал. Их водилось там так много и они были такие ручные, что садились на насест в самом становище. Добродушный индеец хлопотал, чтобы еще подработать на мне: так как я заказал индюка на обед, то он решил, что на завтрак мне нужно другого.
После завтрака, когда я готов был пуститься в путь, подошел мальчик, лет четырнадцати и заговорил со мной, положив руку на гриву моей лошадей. Я дал ему немного табаку, и он закурил, свернув папиросу из сухого листа. Тропинка перед нами разделялась, окружая небольшой холмик, заросший сухой травой. Мальчик докурил и бросил горящий окурок в сухую траву; она была смочена росой и загорелась очень дымным пламенем. Все это было проделано так естественно, что я ничего не заподозрил, пока не выехал на высокое ровное место: насколько мог видеть глаз, в тихом утреннем воздухе поднимался дым столб за столбом.
Когда я подал рекомендательное письмо майору Гюи Генри в его приемной в девять часов утра на следующий день, он задал мне прежде всего вопрос:
— Вы проехали переправу через речку Каш вчера перед восходом солнца?
Когда я ответил утвердительно, он сказал, что через десять или пятнадцать минут после того, как я переехал реку, вождь Команчей посредством дымового сигнала получил известие, что к форту едет мужчина.
Оказалось, что, приехав в форт Силь, я переехал из одного округа в другой, а майор не имел права посылать людей за пределы своего округа без разрешения генерала Шеридана, главнокомандующего армией. Итак, мне приходилось ждать в форте Силь, пока дело уладится.
В конце концов впрочем все устроилось. По приказу генерала в мое распоряжение были отряжены капрал Бромфильд, три рядовых, шесть упряжных мулов и повозка с кучером и провиантом на пятьдесят дней. Я отправился с этой охраной, гордый сознанием, что в моем распоряжении теперь имеются люди и средства передвижения, которыми я могу располагать безоговорочно.
Переезд от форта Силь к Красной был поистине приятен. Мы редко теряли из виду внушительные горы Вичиты, которые поднимаются из моря зеленых равнин, как остров на озере. На второй день мы доехали до реки; нам предстояло проехать полтора километра по прибрежным пескам. Одно время я думал, что мы потонем в предательских сыпучих песках, но великолепная наша запряжка темношерстных мулов и ловкость возницы помогли нам благополучно переправиться через зыбуны. Мне случалось впоследствии видеть в песках на той же реке ямы в три метра глубины, которые приходилось рыть, чтобы спасти повозки, нагруженные ценным имуществом: песок в половодье затягивал их до коренной породы.