Глава 6
Толстяк улыбался детской, невинной и, как казалось Клаусу, идиотской улыбкой, и смотрел на розовое стекло очков, подаренных ему инквизитором. Глаза нищего сияли той искренней радостью, какую можно прочесть разве что в глазках ребенка, получившего вожделенную игрушку. - Какие красивые, - промычал Толстяк и осторожно, словно боясь раздавить хрупкий подарок в своих огромных ладонях, одел очки на переносицу. - Спасибо, друг, что купил мне их. Я так давно хотел себе что-нибудь этакое, цветное. Теперь смотрю на мир, и все такое яркое, розовое, красивое. Прежде всего, необходимо сказать, что нищий и инквизитор сидели на деревянной скамье в здании, снаружи похожим на бордель из-за большого фонаря, висевшего прямо над входом, а внутри - на грязный хлев из-за разводов грязи на стенах, паутины на старой медной люстре, пыльного пола и пыльной мебели из высохшего и утратившего прежний лоск черного дерева. Здание это гордо и с честью носило имя «Резиденция городской стражи», по крайней мере, так гласила почерневшая от времени вывеска, висевшая прямо над входом, рядом с фонарем. Нищий, между тем, не переставал улыбаться, чем порядком раздражал Клауса, и радовался тем невероятнейшим метаморфозам, что происходили из-за розовых стекол очков. Довольный Толстяк, хлопая в огромные ладони, смотрел как пыльная и серая мебель комнаты преображается сама по себе и приобретает яркий и сочный розовый цвет. Люстра, пол, стены, ржавые доспехи у входа, даже усы дежурного стражника и бутылка водки, которую он то и дело доставал из-под стола - менялись, стоило нищему надеть очки. «Интересно улыбалась ли это туша, - думал Клаус, - если бы знала, что носит на своей переносице очки, являющиеся отличительной чертой сифилитиков. Хотя вряд ли он вообще знает о существовании такой болезни». - А ты себе такие не хочешь купить? - вдруг вывел его из размышлений громкий, похожий на мычание коровы, бас Толстяка. - Боюсь, приятель, мне, как служителю святой церкви, такие не подойдут. Я ведь инквизитор, слуга богов, прежде всего. - Правда? - нищий задумался. - А ты хороший. Я сначала думал, ты, как прочие, злой, смеешься надо мной, над Джо, над нашей бедой смеешься, над Свеном. Но ты хороший. Помню вот, я однажды в грозу попал, а я тогда, как раз из эльфийского плена возвращался. Ох, сколько всего я в плену натерпелся. Голод, холод, пытки. Знаешь, что такое дыба? «Мне ли не знать» - сказал про себя Клаус и кивнул. - Страшно было. А я тогда картавил еще. Очень сильно картавил. Сейчас-то я и «рыба» говорю, и «рыцарь», и «инквизитор» осилю. А раньше ни в какой. Все у меня получалось «лыба», «лыцаль», да «инквизитол». Оно-то и понятно. Зубов у меня, почитай, как не было, так и нет. Так вот бегу я под дождем, ловя на бегу холодные капли. Я-то часов шесть бежал, с редкими перерывами, без перекусов. Горло в пути пересохло, потому и ловил. Все-таки присел я тогда отдохнуть. Присел рядом с высоченной одинокой осиной, и тут как громыхнет прям рядом со мной. И молния. В осину. У осины верхушка загорелась, а я с тех пор не картавлю. Нет худа без добра, как говорил мой дедушка. Инквизитор шумно зевнул, почесал реденькую бородку, после чего поправил черную широкополую шляпу на голове, купленную им за бесценок у местного портного, и снова зевнул. Дежурный стражник, сидевший под большим и мрачным портретом короля, напротив, очень заинтересовался рассказом нищего. Он отодвинул в сторону перо и чернила, снял с головы похожий на железную шляпу шлем и удобно облокотился на спинку стула. - И к чему ты это рассказал, приятель? - неожиданно спросил Клаус. - Хотя помню. Морковь. Дождь. Не забыл. - Брешет, - вмешался в разговор стражник. На лице Толстяка сразу после слов последнего появилась довольная улыбка, а его щеки смущенно заалели. - А тебе чего не нравится? - повернулся инквизитор к стражнику, и последний почувствовал неприятную и болезненно ощутимую дрожь в коленях. Затем из-за пытливого взгляда Клауса (так считал сам стражник) у него заболело в боку, начал чесаться давно забытый рубец на волосатой спине под лодыжкой и как-то предательски и совершенно не к месту пропал дар речи. - Я... просто, - начал поборовший страх стражник, делая перерывы между словами. - Он вам...это...того. Брешет. Из плена он... эльфийского не бежал никогда. Он мне недели две назад... говорил, что... очень хотел когда-нибудь... увидеть живого эльфа, а то... я цитирую... Он эльфа никогда не видел. Вот... враль он, ваше благородие. - Успокойся, - прервал его инквизитор. - Я на тебя не сержусь. Стражник облегченно вздохнул, и залетевший в комнату луч солнца согрел темный портрет короля. В этот же самый момент Толстяк поймал у себя на плече большую жирную муху и, простодушно улыбнувшись, кинул ее себе в рот. Клауса чуть не вывернуло наизнанку от отвращения. «Проклятье, - подумал он. - Этот мерзавец заставит меня вспомнить, что такое брезгливость». Толстяк между тем надул щеки и закатил глаза. Очки он снял, бережно закутав в шелковый платочек (тоже подарок инквизитора) и положил на свою широкую ладонь. Толстяк смотрел на очки с той нежной и пылкой любовью, с которой не каждая мать смотрит на своего ребенка. - Вы, господин, не обращайте на него внимания, - тихо, но так, чтобы нищий слышал, сказал стражником. - Он того. Как бы сказать, чтобы не обидеть. Придурок. Болезный. Месяц назад, вы уж простите, этот, боги помилуйте, чурбан нагишом стоял на крыше пекарни, да своей голой задницей горожан честных пугал. Держал небо, как он сказал, чтобы хлеб не раздавило, и люди от голода не помёрли. - Удержал? - обратился инквизитор к Толстяку. - Ну, так не помёрли. - И не поспоришь, - вздохнул Клаус и поинтересовался у стражника, когда его, наконец, сможет принять капитан. Дежурный нервно почесал усы и, нахлобучив на голову шлем, заверил инквизитора, что сейчас узнает. Он встал со стула и скрылся в кабинете капитана. Вернувшись, он, заметно побледневший и осунувшийся, сообщил, что капитан свободен и может принять Клауса прямо сейчас. Инквизитор, довольно улыбнувшись, кивнул и велел Толстяку ждать его здесь. В кабинете было холодно и пахло гнилой древесиной. Под нарисованной на большом куске пергамента картой за покрытым скопами желтых бумаг столом сидел низкий человечек с клинообразной бородкой и быстро бегающими глазками. Одет он был в ржавую кирасу поверх выцветшего камзола и железные колготы. Рядом с дверью стояли два рослых стражника, облаченных в стальные доспехи и мятые шлемы. Клаус приветливо кивнул сначала капитану, затем стражникам, после чего сел за стол на шаткий табурет. - Я капитан эргоской стра