- Чему ты радуешься, дуралей? - проворчал Свен. - Голод не тётка. Это тебе хорошо, отрастил живот и рад. А у меня, между прочим, в моем животе кишка с кишкой дерется. Не поедим, сегодня и умрем. Верно, умрем. Что делать-то будем?
- А где мы жратву-то возьмем? - удивился Толстяк. - То есть зачем нам ее искать, коли она у нас есть? У нас крыса ведь есть. Надо ее поделить. По-братски. По-дружески. Мы ведь братья с вами. Все, почитай, обездоленные.
Ели молча, безобразно чавкая и облизывая разбитые губы. Крыса была на удивление вкусной. Старый Свен готов был поклясться, что она ничуть не хуже курятины, которую он ел, когда в прошлой и безбедной жизни. Когда с крысой было покончено, нищие облизали грязные пальцы и упали на циновки. Солнце садилось, а, значит, приближалось время отдыха и покоя.
Старик уснул сразу. Ему снилась старая жизнь. Жизнь, когда он был счастлив. Не богат, но одет, обут и сыт. Теперь о той счастливой жизни ему напоминали только его сны. Поэтому Старый Свен очень любил спать и обладал удивительной способностью призывать дрему за считанные минуты.
- Послушай, Джо, - зашептал Толстяк под храп старика. - Сильно болит?
Бедолага в ответ заскулил, размазывая по лицу кровь, которая никак не желала останавливаться. Обрубок страшно болел и обещал болеть еще очень долго.
- Промыть надо, Джо, - обеспокоенно посоветовал Толстяк. - Загноиться и того. Окочуришься. Вот помню, был у меня приятель. Тоже, как и я, знатный жирдяй. Вот ведь боги шутники. Он, как и я, из нищих. Как и я, с голодным желудком спать ложился, а вон мы какие. Рослые и тучные. Чудеса-то, да и только, верно дружище? Да, ладно тебе. Зачем ругаешься? Богов гневишь. Так вот этот приятель раз так от голода с ума сошел, что взял и отрезал себе палец. Ржавым ножом, пожарил его на горьком масле на грязной сковороде. И сожрал. Сожрал, боги свидетели. Сожрал и спать лег. А на следующий день, раз, и приплыли. Гангрена. Кровь испортилась, и все. Высох бедняга. Четыре денька мучился и сдох. Тучный, был здоровой, а умер. Четыре денька, и умер. Так что промой рану, дружище. Пойдем, промоем. Языки заодно смочим. А то горло пересохло. Не дам солгать, если пересохло.
Толстяк умел убеждать, и вскоре нищие, пройдя пару опустевших от вечернего сумрака переулков, стояли рядом с колодцем. Джо не переставал скулить и благодарно кивнул, когда его друг, набрав полное ведро холодной воды, протянул ему смоченную тряпку(ради этого он оторвал рукав от своей рубахи). Бедолага, стуча зубами, несколько раз протер кровоточащую рану.
- Ну, вот, - улыбнулся Толстяк. - Теперь получше-то будем. И кровь, дайте боги, остановится. Пройдет все. Поверь, приятель, пройдет. Мы с тобой и не такое переживали. Вон Свен, когда нам есть было нечего свою ногу алхимикам заезжим продал и ничего, поскулил и ходит. За то теперь милостыню в два раза больше чем прежде собирает.
- Знаешь, приятель, - прошипел Джо. - Не обижайся, но ты идиот. Как ты можешь улыбаться? Твой друг истекает кровью, истекает из-за того, что ему отгрызли ухо его же друзья. За дохлую крысу. Проклятье, я живу на улице уже добрых три года и до сих пор не могу поверить в это. Мог ли я думать тогда, жуя ржаной хлеб с жареной индейкой, что мне в будущем отгрызут ухо за крысу. Зачем я живу?
- А ты так не говори, - попросил Толстяк. - Не говори. Богов гневишь. Нельзя нам, людям, на свою жизнь ругаться. Ну, потерял ты ухо, жуешь объедки. Ну, так ты живой, у тебя друзья есть, да и второе ухо на месте.
Джо хотел сказать в ответ что-то обидное, но не стал. До места их отдыха нищие шли молча. Угрюмый Бедолага и веселый Толстяк имели разные мысли на счет произошедшего. Джо взвешивал у себя в голове все "за" и "против" того, чтобы перерезать своим друзьям глотки, пока они будут спать.
А Толстяк думал о яблочном пироге. Он пробовал его один раз в своей жизни, в детстве. Испеченный доброй соседкой пирог был одним из самых вкусных блюд, что елТолстяк за свою жизнь. Соседка давно умерла, но воспоминания о том дне, об ароматном запахе горячего пирога обещали жить в голове бродяги еще долго.
Когда нищие подошли к порогу городской цирюльни, где и произошла их драка, они замерли от ужаса и удивления. Старый Свен исчез. Циновка, на которой лежал старик, земля вокруг и стена цирюльни были в крови. Костыль, сокровище Свена, был разломан на две половины.
- Что же это такое, приятель? - пролепетал Толстяк. - Как же это можно так? Что же теперь будет?
Глава 2
- Убей его!!!
- Выдави ему глаза!!!
- Отрежь голову!!! Отрежь этой псине голову!!!
- Пусти ему кровь!!!
Раздавались с разных сторон яростные и беспощадные возгласы. Толпа с восторгом и азартом смотрела на арену, где в яростной схватке сцепились, словно голодные псы, два бойца.