Благо Клаус и устав, и сочинения преподобного всерьез не воспринимал. После инквизитор спускался на нижний этаж своего роскошнейшего особняка и завтракал. В еде Клаус ценил, прежде всего, сытность, а не вкус, потому деликатесами себя обычно не баловал. Но сегодня стол буквально ломился от еды разной степени жирности, во многом из-за сидящего напротив инквизитора Толстяка.
Нищий благодарно грыз свиную ножку, громко чавкал, радостно улыбался и время от времени подносил к своим пухлым губам кружку со сливовой наливкой. Толстяк решил, что будет помнить этот день (по крайней мере, постарается - память-то у него не особо крепкая) до самой смерти. Ведь в первый раз за всю его бестолковую жизнь, живот нищего, наполненный всевозможными вкусностями, приятно урчал.
- Вкусно? - спросил Клаус, наливая в свой позолоченный кубок вина.
- Очень, - хладнокровно расправляясь с жареной индейкой, ответил Толстяк. - Я вот помню, сидим мы как-то с Джо у цирюльни, что в Эргосе. Сидим голодные, значится, холодные. Знамо, почему такие? На улице-то холод. Зима, почитай, это тебе не лето...
«Какое, чтоб его, глубокомысленное замечание, - усмехнулся про себя инквизитор. - Надо будет записать. Выбить на камне, чтобы потомки увидели».
- Сидим мы так, - продолжал тем временем нищий. - Сидим. И вдруг мне Джо говорит, дескать, несправедливо это, что он голодает. Что неправильно это со стороны богов, его страдать заставлять. Я-то не особо с ним спорить хотел. Да мне вдруг интересно стало. А с чего это к нему боги должны лучше относиться, чем ко мне? Я его, значит, спрашиваю: «Чем это ты перед богами-то выслужился»? Оказалось, что однажды его прокаженный попросил до деревни донести, а Джо его палкой забил. И в чем тут выслуга-то? Вот ты хороший. Ты донес бы.
Клаус еле сдерживал смех. «Я прямо вижу, как несу прокаженного по грязной лесной дороге, - думал он. - Я поднял его высокого над головой. Я чувствую, как на меня дождем падают черви из его гниющих ран. Но не ропщу. Я несу его с высоко поднятой головой навстречу заходящему солнцу, чтоб его. И пусть от прокаженного смердит, как от мертвой собаки, я все равно несу его. Думаю, тут даже святой Эрнест был бы мной доволен».
После завтрака по распорядку следовал самый трудный и нелюбимый этап - церковная служба. Однако сегодня быть на службе было необходимо по нескольким причинам. Во-первых, сегодня был день прощания с почившим магистром. А во-вторых, сегодня у Клауса должен был состояться очень важный разговор.
Инквизиторская часовня располагалась в непосредственной близости от особняка Клауса, а потому дошли до нее нищий и Клаус быстро и без приключений по дороге. Здесь, в освященном лишь мерцающими свечами помещении теснились несколько сотен облаченных в черные рясы людей. С верхнего клироса слышалось тихое церковное пение, а воздух здесь был наполнен запахом благовонного масла и ладана. Сегодня часовня была преступно людной. Клаус не знал, что за время его отсутствия в столице бродячим монахом были обретены святые мощи преподобного святого Эрнеста - покровителя инквизиции, боровшегося с ересью и молитвой, и костром. Именно поэтому сегодня вокруг позолоченной и стоящей в центре часовни раки собрался весь инквизиторский орден - от солдата до викария.
«Вот так удача. Значит исповедальня точно будет свободна», - пронеслось в голове у Клауса, когда он встал на свое излюбленное место у солеи рядом с единственным окном в часовне. Чувство радости настолько переполняло инквизитора, что он, наверное, сам не заметил, как подошел к раке (очередь перед ним тут же расступилась) и благочестиво преклонил перед мощами святого колени. Из эйфории Клауса вывел неожиданно громкий для этих стен диалог Толстяка, расположившегося у входа, и церковного служки - молодого юношу со смешными усиками и веснушками.
- А ты один из богов, да? - простодушно, но вместе с тем с благочестивыми нотками в голосе спросил Толстяк.
Служка что-то прогнусавил в ответ и намеревался было уйти из часовни, прервав тем самым скользкий и даже опасный (особенно в этих стенах) разговор. Но Толстяк стеной встал у дверей и серьезным тоном сказал:
- Мой друг вот из богов.
Клаус быстрее стрелы подскочил к нищему и, взяв последнего за руку, потащил его за под удивленные взгляды братии в исповедальню. «Этого мерзавца нельзя отпускать от себя ни на шаг, - думал инквизитор. - Либо он кого-нибудь угробит, либо его сожгут. И последнее очень даже вероятно».