«Хотя бы ковер здесь постелили, мерзавцы, - бранился про себя инквизитор. - Камни тут, почитай, что снег. Даже сапоги не спасают, все равно ступням больно». Наконец, спустя пару минут, Клаус, дошел до железной двери, к косяку которой крепилась деревянная табличка. На ней корявым почерком было написано: «Пыточная. Вход по приглашению». Инквизитор всего на мгновение зажмурился - голова болела, будто по ней кто усердно бил молотком. Затем он вытер мыски сапог об дверной порог, и потянулся за ручкой.
В пыточной пахло мерзко - кровью, гарью, потом и почему-то земляникой. Однако, если смотреть трезвым взглядом, обстановка здесь выглядела вполне прилично. Аккуратные орудия пыток радовали инквизиторский глаз и стояли плотным рядком у западной стены. Гербов, гобеленов, ковров и прочей чепухи в пыточной не было. Все вышеперечисленное заменялось паутиной.
Она была везде. Опутывала дыбу, белыми нитями струилась по стенам и по потолку, покрывала ржавые щипцы, ножи и пилы. Тоненький волосок паутинки зацепился и за ухо хозяина этого места - обросшего седыми космами старикашки, сидевшего в кресле-каталке спиной к двери.
- Кто здесь? - старик обернулся и встал с места.
От него разило дешевой выпивкой и мертвечиной. В правой руке он зажал ромашку, а левой отрывал от нее лепестки. При этом делал это усердно, с высунутым от старания языком.
- Что, Родерик, гадаешь? - полюбопытствовал инквизитор, присаживаясь в освободившееся кресло.
Старик видимо узнал его голос, радостно крякнул и голосом, похожим скорее на блеяние чем на человеческую речь, произнес:
- Нет, Клаус, приятель, товарищ, друг, я ее пытаю.
Родерик был слеп на левый глаз и хром на правую ногу. Вдобавок к этому с годами он приобрел подагру, радикулит, геморрой и старческий маразм. Последний при учете его профессии (а он был палачом) смотрелся крайне уморительно и породил множество занимательных историй, которые в тавернах Аланбурга до сих пор идут на ура.
Выглядел старик скверно даже в полумраке. Большая голова на хиленьком и сгорбленном в дугу теле смотрелась инородно и неправильно. Потертый кафтан из самого дрянного полотна клочьями висел на его костлявых плечах. «Палач наш появился так, - шутил как-то Гност. - Боги взяли горелый сухарь, раздавили его в труху, а потом взяли и слепили из получившихся крошек этакого нескладного человечка».
Старик между тем оторвал очередной лепесток и продолжил:
- Эта мерзавка никак не хочет сознаваться. Я вырвал ей уже пять рук, а она молчит и ни в какую. Не хочет говорить со старым Родериком. Ничего. Она у меня здесь на всех языках болтать начнет. Дай только время.
«Великие боги, с кем приходится работать», - подумал инквизитор и вдогонку к мысли выругался.
- Говорят, у тебя какие-то проблемы, палач. Говорят, тут появился орешек, который ты не смог расколоть. И даже это, - Клаус кивнул в сторону дыбы, - тебе не помогло. Это так? Кстати, у тебя в бороде кусочек уха запутался.
Родерик в ответ недовольно осунулся, выронил из рук цветок и разразился пронзительным старческим кашлем. Затем он кивнул, достал из кармашка деревянный гребешок и уже через пару мгновений с удовольствием хрустел ушным хрящом.
- Тут мальчонка был, - пояснил старик. - Лет восьми. Сын бургомистра соседнего городка. Никак не хотел признаваться в том, что он с силами тьмы дело имеет. Пришлось, намекнуть ему, что он не прав. Я, знаешь, не монстр. Детей пытать не люблю. Так, порезвился с ним чуток. Он даже не плакал почти. Правда, обмочился со страху.
После этих старик заливисто рассмеялся. Клаус не удержался и тоже залился хохотом. Минуту, а то и две инквизитор и палач без передышки смеялись, держась за животы. Они хохотали так громко, что даже любопытные мыши, носившиеся по полу, все, как одна, попрятались в норы.
Наконец, успокоившись, инквизитор произнес:
- Слушай, может, пари заключим?
Старик тоже прекратил смеяться и удивленно посмотрел на Клауса. Последний, немного повременив, продолжил:
- Условие такое. Если я смогу расколоть этот орешек, то бишь добродетеля, что в камере сидит - ты завтра утром на нашем собрании голосуешь за меня. Если не смогу - я неделю обеспечиваю тебя выпивкой и девками. Вожу по лучшим портным и цирюльникам. Что скажешь?
Инквизитор знал, куда целился. Старик был неподкупным, но очень азартным человеком. А потому он ехидно улыбнулся и кивком поманил Клауса за собой. Осторожно переступая через отрубленные конечности, инквизитор и палач дошли до подвешенной к потолку железной клетке, внутри которой сидел и стучал зубами от страха и боли черноволосый юноша.
Юноша стараниями Родерика был без обеих рук. Он то и дело смотрел на свои гниющие, покрытые черными узорами вен плечи и хмурил страшно бледное лицо в злобной гримасе. Даже видавший многое Клаус нервно усмехнулся. «Узнаю почерк старика, - подумал он. - Неаккуратно, небрежно, неправильно, но эффектно».