ктир скрипнула, и Фред поёжился от холода и от внешнего вида впустившего холод человека. Дорогой черный камзол, чистая обувь(это при постоянных дождях! ), красивый, солидный, с мечом и двумя спутниками. - Ночки холодные стали, - проскулил Джо - Что у тебя с ухом? - снова спросил трактирщик. - А что с ним? - удивился вмешавшийся в разговор Толстяк. - Его... Ах, что тебя. По новой! - воскликнул Фред и грязно выругался. - Зачем приперлись? - Свен пропал! - закричал на весь зал Толстяк и, уронив большую слезу на пыльный пол, добавил чуть тише. - Мы охотились вчера. В подвалах. На крыс... - Это что за намеки? - воскликнул трактирщик, и его щеки гневно вспыхнули. - У меня в подвале крыс нет. Как у тебя мозгов! Пропал и пропал старый хрыч. Эк какая проблема, тоже мне дело государственной важности. Налакался он где-то и храпит, так что облака пугает. Неожиданно к столу, где беседовали наши герои, подошёл, стуча подошвами кожаных сапог, тот самый "чёрный камзол", впустивший холод. Фред бросил беглый взгляд. Острые черты лица, приятные, но не слишком. Черные усы и черные густые бакенбарды. Борода реденькая, растительность едва пробивается. Фигура стройная. Рост высокий. Одежда дорогая. Медальон инквизиции поверх камзола. " Инквизитор, чтоб его. Боги, за что? - пролепетал про себя Фред. - Приветствую, достопочтенные господа, - улыбнулся "чёрный камзол". - Мы с друзьями, - он кивнул на стол у входа. - Хотим выпить вина, согреться после холодной ночи. - Вот и Джо говорит, ночки холодные нынче, - вздохнул Толстяк. - Правда? - улыбнулся в ответ инквизитор. - Рад, что наши с ним мысли сходятся. - А ну, заткнись, - зашипел на нищего трактирщик. - Не мешай господину инквизитору делать заказ. - Закрой пасть и не мешай ему говорить, - прервал его " чёрный камзол". - Неси вина к тому столика, а ты продолжай. Меня зовут Клаус и я действительно инквизитор. Что вылупился, хозяин? Я не вижу бутылок на том столе. Шевелись или я сожгу твой хлев святым огнём, грешник, - сказал он, сделав издевательский акцент на последнем слове, и пожал грязную и широкую ладонь Толстяка. - Инквизитор, - нищий задумался. - Знавал я одного рыбака, что жил в пригороде у реки Вонючки. Жил он с дочкой и старой тещей. Все как положено и как у людей - семья под боком, боли в спине и стакан водки на ночь после скудного ужина. А что почитай ужин? Утром - рыба да хлеб, днем - хлеб да рыба, вечером опять рыба да хлеб, ночь пройдет и по новой. Рыбачил он себе днем, ночью клопов считал и дочку бил, а потом взял и помер. - Захватывающая история, - усмехнулся инквизитор. - Только разве она к месту? - А почему ты спрашиваешь? - Ну, ты после слова «инквизитор» ее рассказал, следовательно, она должна быть связана со словом «инквизитор». Разве нет? - А морковь связана с дождем? - спросил Толстяк с серьезным лицом. - Нет, - ответил Клаус, оглядываясь. - Вот и слово «инквизитор» не связано с моей историей, - завершил нищий и хлопнул Клауса по плечу. «Он начинает мне нравиться, - подумал про себя инквизитор. - Люблю общаться с людьми подобного ему типа. У них и в мыслях нет, тебя обмануть. Да, о чем я? У них вообще мыслей нет. А нет мыслей - нет греха». - Вы не обращайте на него внимания, - пропищал рядом голосок Фреда. - Он того. Как бы это сказать. Придурок. - К слову, о придурках, - резво повернулся к трактирщику Клаус. - Как называется человек, который при офицере святой церкви смеет называть другого человека обидным словом, то есть совершать грех, не задумываясь о последствиях? - Придурок... - пролепетал Фред, сгорбившись и осунувшись, словно нашкодивший мальчик, уронивший крынку с молоком. «Терпеть не могу подобных особей, - пронеслось в голове у Клауса. - А еще терпеть не могу, когда один жирный урод называет другого жирного, но милого, урода обидным словом. В конце концов, я инквизитор и должен очистить эту свиную дряблую тушу от грехов» - закончил он внутренний монолог и произнес вслух. - У тебя есть чеснок, приятель? Фред кивнул, отошел от стола и вернувшись через мгновение, порывшись в ящиках комода у камина. В руке он держал очищенные дольки белого чеснока, купленные им накануне у старой панферской торговки. - А теперь посыпь язык солью и жри чеснок, - улыбнулся Клаус и его улыбка стала еще шире, когда Фред послушно опустил потную ладонь в горсть соли, бросил ее себе в рот и принялся жадно, но осторожно есть горький и острый чеснок. Трактирщик плакал, давился, обжигая язык. Он бросал себе в рот все новые горсти соли, поглощал одну дольку чеснока за другой. Все в трактире, затаив дыхание, смотрели на эту экзекуцию со страхом и с трепетом, как и положено смотреть на действия святой инквизиции. Старый бард, что играл до этого в центре зала, тихо положил свою лютню на стул, надвинул красную шляпу на глаза и бесшумно, словно кошка, вышел из зала. Его примеру последовал мальчик-поваренок, «девочка» из борделя Папеньки, что был неподалеку и еще несколько посетителей. Неожиданно Толстяк заплакал. Сначала он тихо всхлипывал, смотря на то, как дольки чеснока исчезают во рту трактирщика одна за другой, потом нищий окинул взглядом сжавшихся в ужасе посетителей, посмотрел на грустное лицо Джо и воскликнул громко и храбро: - Инквизитор, ты чего? В богов что ли не веришь? После его слов дверь несколько раз хлопнула, и зал опустел еще на несколько человек. В трактире остались только Клаус, с лица которого не желала сходить улыбка, Толстяк, Бедолага Джо, два инквизитора(после слов нищего они остались у входа) и трактирщик. Последний не переставал есть чеснок( а как известно панферский чеснок намного острее обычного) и, как пьяница на пустую бутылку, с мольбой и жалостью смотрел на Клауса. - Закончим, - кивнул инквизитор, и Фред со всех ног, на ходу выплевывая остатки чеснока, помчался к бадье с холодной водой. - А тебя вроде как Толстяк зовут, да? Нищий с достоинством кивнул. - С чего это ты взял, что я не верю в богов? - удивился Клаус. «А ведь и верно, ни на локоть не верю» - подумал он про себя. - Кабы верил, над людьми бы не издевался. - Я инквизитор, - произнес Клаус. - Работа обязывают. - Значит, быть инквизитор, быть неверующим. Я так думаю, - вынес вердикт Толстяк и сложил крестообразно руки на груди. - Ты начинаешь мне нравиться, - сообщил Клаус. - Зачем ты пришел к трактирщику? Быть может, я смогу тебе помочь?