Глава 4
Клаус аккуратно поставил пустую бутылку из-под вина рядом с дверным проемом, поправил на груди золотой медальон, улыбнулся и несколько раз, с силой, постучал по сгнившим доскам двери в кабинет Папеньки. Тут же щелкнул дверной замок, и инквизитор вальяжно переступил порог кабинета. В тусклом свете двух светильников (один стоял на пыльном комоде у окна, второй рядом с письменным столом) в плетеном кресле комфортом лежало грузное человеческое «тело», облаченное в мирсийскую робу и шелковый жилет с металлическими пуговицами вишневого цвета поверх робы. «Тело», удобно расположившиеся в кресле, держало в потных, громадных ладонях железные щипцы, которыми оно разламывало скорлупу орехов, лежащих большой неровной кучей на медном подносе, на коленях у «тела». - Какие люди стали посещать мое скромное заведение, - промычало грубым голосом «тело», отделяя ореховые ядра от скорлупы. - Вы уж простите, что я перед вами в таком виде. Кто я такой, рассказывать вам, думаю, нужды особой нет. Верно? «Верно, жирная свинья», - подумал про себя Клаус, а вслух с любезнейшей улыбкой на лице произнес: - Вы абсолютно правы, Папенька. Я действительно знаю, кто вы и чем занимаетесь. Папенька довольно улыбнулся, демонстрируя зубы, покрытые желтым налетом. Тут же он выругался и принялся яростно чесать неровными ногтями большую, похожую на раздувшийся мыльный пузырь (инквизитор все ждал, когда она лопнет) бородавку над правым глазом. Бородавка лопнула. Быстро и неожиданно. Папенька снова выругался и вытер кровь со лба широким рукавом робы. - Чем же я обязан вашему визиту в столь позднее время? - спросил он и бросил в рот несколько ядер орехов, которые тут же с очень громким и по-своему страшным хрустом разгрыз. - Давно занимаетесь тем, чем вы занимаетесь? - поинтересовался Клаус, присаживаясь на шаткий стул чуть поодаль от хозяина кабинета и совсем рядом к окну. Папенька медлил с ответом, чем инквизитор и воспользовался, пробежав взглядом по комнате. Отметив пыльную мебель, которая отчаянно пыталась походить на эльфийскую, (Клаус сразу узнал родные, неумелые руки азаронских резчиков) инквизитор задержал взгляд на самом хозяине комнаты. Папеньке - на вид можно было дать лет сорок с хвостиком. Обрюзглый, толстый, с очень длинным носом, похожим на клюв цапли, маленькими смешными ушками и хитрыми глазками он походил на большую и довольную жабу. - Давно ли я занимаюсь своим заведением? Вам это интересно? - переспросил Папенька и после утвердительного кивка Клауса продолжил. - Я с детства знал, что выбьюсь в люди. Еще тогда, мальцом, копаясь в куче гнилых фруктов, я выбирал все самое вкусное. Такой уж у меня талант даже в мусоре найду алмаз. - Восхитительные подробности вашего детства оставим на потом, я пришел в ваш бордель не за этим, - заметил инквизитор. - Правда? А зачем вы пришли? Ищите чем занять себя на ночь? - он захохотал смехом, похожим на кваканье жабы. - Ладно, отвечу на ваш вопрос. Этим местом я руковожу уже около двадцати лет. Планирую руководить еще столько же. - Планы - это не всегда хорошо. Никогда не знаешь, вдруг они идут вразрез с планами богов. Вот вы хотите руководить этим заведением еще долгое время, а вы не задумывались, что боги этого не хотят? Папенька шумно вздохнул, отложил в сторону поднос с орехами и щипцы, затем с трудом (он потратил на это приличное количество времени) встал с кресла и босыми ногами прошлепал к письменному столу, на котором возвышалась настоящая гора из желтых листов дешевой бумаги. Схватив первый попавшийся под руку лист, Папенька снова вздохнул, прошлепал обратно и снова сел в плетеное кресло. - Вот, мой дорогой и многоуважаемый друг, - протянул он бумагу инквизитору. - И что это? - принимая лист, спросил Клаус. - То, что вы, скорее всего, хотите увидеть. Налоговая декларация. Можно сказать, отчет о том, что я исправно плачу налоги. Вы можете убедиться, что все цифры сходятся. Печать правильная, заверенная местным канцеляром. Каждая буковка, каждая циферка, будь она не ладна, на своём законом месте. Каждая строка в этом документе находится там, где должна. Есть моя подпись, моих помощников, городского нотариуса, почетного гражданина между прочим, местного бургомистра и местного трактирщика. - А он здесь каким боком? - Брат он мне. Кровный, родной, самый что ни на есть родной. Помню бабка наша, пусть земля ей, старой грешнице, будет пухом, как говорится, подмечала, что я в папу пошёл, а братец мой в свинью, что у нас в хлеву жила. Умная была, чуть ли не ведунья, не при инквизиторе будет сказано. "В свинью пошли оба, хочу заметить", - едва сдержав смех, подумал Клаус. - Помню, я у бабки любимым внуком был. Умел знаете ли приспосабливаться. Хваткий был, харизматичный, как сейчас модно говорить. Хотя с бабкой-то случай не тот. Помнится, говорит она, дескать, яблок хочет и посылает нас, внуков своих, на рынок, что характерно без гроша в кармане. Оно понятно почему с пустыми карманами. Мы тогда, как жили? Один день Фред ест, второй я ем. Ели эту треклятую чечевичную похлёбку с черствым хлебом. Да легче, мать его, камень разгрызть чем тот хлеб. Так вот мы яблоки тогда украсть решили. Украли, да только я мягкие крал, варёные, а Пустобрех твердые, почитай, как тот хлеб. Бабка тогда простилась с зубами, а Фред со званием любимого внука. - Как велик персонал вашего заведения? - перебил Папеньку инквизитор. - Это, смотря, как считать, если только "девочек", то их здесь штук двенадцать наберется. А если с охранником, писарями, помощниками, поварами то и не скажешь так сразу. Два десятка с хвостиком, думаю. - И как успехи? Процветает заведение? - Ещё бы ему не процветать без конкуренции. Единственный бордель в городе. - На такой большой город всего одно заведение данного типа? - Пожары, - вздохнул Папенька. - В нашем городе, страсть как часто бывают пожары. Все бордели в городе сгорели. - Кроме вашего? - Видать я делаю богоугодное дело, раз боги меня милуют, - улыбнулся Папенька из-за чего стал еще больше похож на огромную и толстую жабу. - Кстати, быть может вы, инквизитор, хотите, чтобы я подобрал вам девицу. Красивую и, что важно, богобоязненную. Клаус тоже улыбнулся, кивнул и под ошарашенный взгляд хозяина борделя порвал налоговую декларацию на множество маленьких кусочков. Папенька с ужасом и непониманием в глазах крякнул, посмотрел на порванный документ, затем снова крякнул и дрожащим голосом сказал: - Что же это вы себе позволяете, господин хороший? " Я только начал, животное" - подумал инквизитор и громко сказал: - Ваши истории восхитительны, но принюхайтесь, - он несколько раз хлопнул в ладони. - Вы чувствует тоже, что и я? Да, я прав. Это место смердит!