Через несколько дней мы оказались в деревне Хоромцы, где жил дядя мамы Владимир. Он каким-то образом узнал, что мы находимся в лагере на кладбище, где был костел, и уговорил коменданта отпустить нас под расписку, конечно, задобрив его чем-то. Так мы оказались «на воле» - под оккупантами. Дядя Владимир спас нас от Озаричского лагеря, куда всех гнали фашисты. Но туда попали бабушка по материнской линии Евгения с невесткой и пятью внучками - Катей, Лидой, Надей, Олей и Ниной. Однажды она подошла к машине, с которой немцы бросали голодным людям хлеб, больше похожий на камень, мерзлый и малосъедобный, и фашист запустил такую «булку» бабушке в голову. Она еще смогла передать этот хлеб детям, но тут же умерла. Маленькие Лида и Надя вместе со своей мамой Евдокией, увы, тоже не вырвались из этого ада...
В один из дней фашисты собрали в поле всех жителей и тех, кто жил в деревне, взрослых и детей, поставили пулеметы и приготовились к расстрелу. Скорее всего, кто-то в деревне нарушил «новый порядок». Время от времени оккупанты пускали поверх голов очереди, и мы с ужасом ждали, когда пули полетят в нас... Ближе к вечеру вышел комендант, произнес какую-то речь на ломаном русском языке, и после такого устрашения нас отпустили. По ночам немцы жгли крестьянские дома — такое у них было своеобразное развлечение. Делали это просто: очередь зажигательными пулями по соломенной крыше, и деревянный дом объят пламенем. Особенно страшное было зрелище, когда поднимался ветер и огонь перебрасывался с одного строения на другое. Народ дружно, толокой, пытался тушить пожар, но спасти хоть что-нибудь удавалось редко. За считанные минуты лишались крова и всего нажитого многие семьи.
В мае 1944 года нас нашел отец. Он рассказал, что смог убежать от немцев и вернулся на Черное болото. Началась распутица, болото стало непроходимым для немцев, после чего вернулись партизаны. Однако там властвовали голод и холод, начался тиф. Больным лежал и Иван. Мы очень за него переживали, мама от бессилия и невозможности хоть чем-нибудь ему помочь все время молилась и плакала.
Стремясь как-то помочь партизанам и Ивану, отец нашел лошадь и повозку, собрал у знакомых и родственников немного продуктов, взял с собой для прикрытия мальчика-сироту, якобы родственника, и отправился знакомыми тропами в лагерь. Дорога была долгой и трудной, на каждом шагу поджидала опасность...
К сожалению, как мы потом узнали, помочь партизанам отец так и не смог. На одной из немецких застав его остановили. Версия о том, что отец едет к семье, была правдоподобной, и все бы ничего, если бы его не опознала одна женщина из нашей деревни по имени Левося и не выдала немцам. Его начали зверски пытать, а мальчика отпустили (вскоре после войны он, как выяснилось, умер). Отца в последний раз видели в концлагере в Бобруйске - об этом рассказала после войны одна женщина. Он смог сообщить ей, что завтра его расстреляют...
Так я потерял отца. К сожалению, после военного лихолетья не осталось ни одной его фотографии. У мамы был паспорт с маленьким фото, после войны она отдала его заезжему мастеру увеличить, после чего оно и пропало...
В конце июня 1944 года гул войны докатился и до нас, все ждали освобождения. Жили мы тогда в Хоромцах, не зная, где отец, где Оля и Нина, жив ли Иван. В один из вечеров увидели, что немцы жгут свои автомобили и другое имущество, которое не могли забрать с собой. А утром, когда проснулись, их уже не было. Затишье было непонятное и, казалось, временное. Над головой летали самолеты с красными звездами, слышалась орудийная канонада, а потом пришли красноармейцы.
Это была самая большая за всю войну радость для людей, которые пережили долгие годы оккупации. Откуда-то взялись хлеб, цветы и даже самогонка. Кругом слышался смех, а на глаза навертывались слезы - все смешалось... Однако эта радость омрачалась отсутствием близких людей, неизвестностью их судеб. Куда нам идти?
Вскоре вернулся Иван, израненный и оборванный. Нашел нас и рассказал, что отца не видел. Потом прилетел из Москвы командир партизанской бригады И. Д. Ветров, начал собирать оставшихся в живых партизан на парад и для награждения. Это был праздник, как говорят, со слезами на глазах... Жаль, что отец так и не дождался этого светлого часа. И. Д. Ветров передал Ивану медаль «Партизану Великой Отечественной войны», которой наградили отца.
В последующем мне был вручен памятный знак «Партизан Белоруссии», которым был награжден мой отец посмертно.
Мама собрала мешочки (их называли клунками), и мы втроем пошли разными дорогами домой, в Старину. В одной из деревень нас остановил военный фотограф, поставил около сгоревшей хаты, рядом с разваленной печью, и сфотографировал. Сказал: «Вот придут хозяева этого дома и увидят, что от него осталось». Может быть, эта фотография и была потом где-то опубликована, однако мы ее не увидели. А хотелось бы, хотя после войны, кажется, прошла вечность...