ГЛАВА XXXIII
(229) Пифагор совершенно ясно показал дружеское согласие всех со всеми: богов с людьми — через благочестие и умелое служение людей богам, основоположений — друг с другом, и вообще дружеское согласие души с телом, а разумной ее части с неразумными — через философию и осуществляемое по ней умозрение, людей — друг с другом, а именно сограждан — через твердую законность, граждан разных народов — через истинное знание природных свойств чужого народа, мужа и жены или братьев и домочадцев — через неискаженные взаимоотношения, — одним словом, дружеское согласие всех со всеми и еще с неразумными животными — через справедливость, природную взаимосвязь и общность, а в теле, которое как таковое смертно, умиротворение и улаживание разногласий скрытых в нем и противоборствующих сил — через здоровье и обеспечивающие здоровье образ жизни и благоразумие в подражание благотворному согласию космических элементов. (230) Первым, по общему признанию, открыл и утвердил как закон все это, называемое при сокращении и объединении в одно целое одним словом "дружба", Пифагор349 и так научил пользоваться этим дружеским согласием, что еще и теперь многие говорят о тех, кого объединяет крепкая дружба, что они дружат по-пифагорейски. В этой связи нужно рассказать и о методах воспитания и о наставлениях Пифагора, с которыми он обращался к своим последователям. Итак, эти мужи призывали изгонять из истинной дружбы дух соперничества и вражды, лучше всего из любого вида дружбы, если это возможно, если же нет — то по крайней мере из дружбы с родителями и вообще со старшими, точно так же и из дружбы с благодетелями. Ибо спорить и ссориться с родителями и благодетелями под влиянием нахлынувшего гнева или какой-нибудь другой такой же страсти не приносит пользы существующей дружбе. (231) Они говорили, что душевных царапин и ран при дружбе надо наносить друг другу как можно меньше. Это происходит тогда, когда умеют уступать и смирять свой гнев оба, но более всего, если это делает младший, какое бы из указанных выше положений он ни занимал. Исправления и вразумления младших старшими, которые они называли "стреноживанием", должны делаться, по их мнению, с большой благожелательностью и осторожностью, и старшим при вразумлении нужно проявлять много заботливости и родственного чувства. Тогда вразумление будет прекрасным и полезным. (232) Из дружбы никогда не нужно изгонять доверия — ни во время игры, ни во время занятий. Ведь трудно сохранять установившуюся дружбу в прежнем виде, если однажды в нравы тех, которые называют себя друзьями, вкрадется ложь. Не нужно отказываться от дружбы из-за несчастья или каких-нибудь других помех, если они возникнут в нашей жизни, но лишь по причине полного разочарования в друге и в дружбе с ним, происшедшего из-за большой испорченности и неисправимости друга.350 Не нужно никогда разжигать вражды с людьми не совсем дурными, а если она все-таки возникнет, благородно ожидать при столкновении, не переменится ли нрав враждующего и не появится ли у него доброжелательное отношение. Враждовать же против кого-нибудь нужно не на словах, а на деле: враг поступает с врагом законно и не против воли богов, если воюет с ним, как человек с человеком
351. По возможности следует никогда не быть первопричиной раздора и более всего опасаться его возникновения. (233) Если собираешься вступить в подлинно дружеские отношения, прежде всего, говорили они, требуется разделить и распределить обязанности и обозначить их правильно и не как попало, но в соответствии с нравом каждой из сторон, чтобы ни одна встреча не была незначительной и случайной, но соблюдались уважение друг друга, единомыслие и порядок и чтобы своевольно, дурно и ошибочно не вспыхнула бы какая-либо страсть, как, например, гнев или пылкое желание. Но можно привести примеры и того, как они в одно и то же время отклоняли решительно дружбу чуждых им людей и весьма старательно их избегали и остерегались, а дружбу между собою сохраняли строго в течение многих поколений. Это очевидно из того, что рассказывает Аристоксен352 в своем сочинении "О пифагорейской жизни" со слов Дионисия, сицилийского тирана, с которым он встречался, когда тот, лишенный власти, изучал науки в Коринфе. (234) Аристоксен рассказывает следующее: "От жалоб, слез и тому подобного те мужи воздерживались, насколько возможно. То же самое можно сказать о лести, просьбах, мольбе и всем прочем в этом роде. Итак, Дионисий, лишившись власти тирана и прибыв в Коринф, часто рассказывал нам о Финтии и Дамоне. Речь шла о происшедшем ручательстве за смерть. Обстоятельства, при которых оно случилось, были следующими. Дионисий говорил, что некоторые из его окружения, часто упоминавшие о пифагорейцах, высмеивали их, бранили и называли хвастунами, говоря, что с них слетела бы эта важность, притворная верность принципам, бесстрастие, заставь их кто-нибудь испытать настоящий страх. (235) Так как другие стали им возражать и возник спор, условились разыграть с Финтием такой спектакль. Дионисий, призвав Финтия, сказал, что некто обвиняет его в том, что он вместе с другими состоит в заговоре против него, Дионисия, и присутствующие подтвердили это, так что негодование Дионисия выглядело совершенно правдоподобным. Финтия же эти слова удивили. Но так как сам Дионисий сказал, что это установлено точно и поэтому он должен умереть, Финтии ответил, что если уж Дионисию кажется, что это так и есть, то он просит предоставить ему оставшуюся часть дня, чтобы уладить домашние дела, свои и Дамона, так как эти мужи жили вместе и имели общее имущество, а Финтий, будучи старшим, большую часть домашних дел взял на себя. Поэтому он просил отпустить его, говоря, что поручителем он оставит Дамона. (236) Дионисий, как он сам рассказывает, был удивлен этим и спросил, найдется ли такой человек, который останется в качестве заложника ждать смерти. После того как Финтий сказал, что найдется, и послали за Дамоном, последний явился и, выслушав о том, что произошло, сказал, что он ручается за Финтия и будет ждать здесь, пока тот возвратится. Сам он, говорит о себе Дионисий, просто был поражен всем этим; те же, которые с самого начала подбивали его на испытание, смеялись над Дамоном как над обреченным на смерть и говорили в шутку, что взамен оставлена лань353. Итак, солнце уже клонилось к закату, когда явился приговоренный к смерти Финтий, чем все были поражены и покорены. Сам же он, говорит Дионисий, обнял и поцеловал этих мужей, просил принять его третьим в их дружеский союз, но они наотрез отказались это сделать, несмотря на его настоятельные просьбы". (237) Это, говорит Аристоксен, узнал он от самого Дионисия.354 Говорят, что пифагорейцы, даже не зная друг друга, стремились оказать дружескую помощь тем, кого они никогда не видели, если получали какое-нибудь доказательство, что те — приверженцы того же самого учения, что и они, так что, учитывая эту дружескую помощь, не таким уж невероятным покажется утверждение, что благородные люди, даже если живут на разных концах земли, — друзья друг другу прежде, чем познакомятся и разговорятся. Говорят, что один из пифагорейцев, идя долгим и безлюдным путем,остановился на каком-то постоялом дворе. От усталости и по разным другим причинам он тяжело и надолго заболел, так что со временем у него не осталось самого необходимого для жизни. (238) Хозяин двора, то ли из жалости к человеку, то ли из гостеприимства, предоставил к его услугам все необходимое, оказывая всяческую помощь и не жалея средств. Когда же болезнь усилилась, умирающий попросил его написать на доске какой-то знак и дал наказ, если с ним что случится, прикрепить эту доску возле дороги и наблюдать, не узнает ли кто-нибудь из путников знак. Ибо этот человек, сказал он хозяину двора, возместит расходы, которые тот понес ради него, и отблагодарит за заботу о нем. Хозяин двора после кончины похоронил его по обряду, однако не надеялся ни на возмещение расходов, ни на то, что будет облагодетельствован кем-нибудь из узнавших знак, но на всякий случай, хотя и был удивлен поручением, ежедневно выставлял доску на обозрение. Много времени спустя один из пифагорейцев, проходя мимо, остановился и узнал выставленный знак, расспросил о случившемся и выплатил хозяину двора денег гораздо больше, чем тот истратил. (239) Говорят, что Клиний из Тарента, услышав, что Прор из Кирены, ученик Пифагора, рискует потерять имущество, собрал средства, поплыл в Кирену и поправил материальное положение Прора, не только не обращая внимания на уменьшение своего собственного имущества, но и не опасаясь рискованного путешествия. Точно так же Фестор из Посидонии, как только услышал, что Фимариду с Пароса, пифагорейцу, случилось обеднеть после большого достатка, отправился, говорят, на Парос, собрав много серебра, и приумножил имущество Фимарида. (240) Все это — достойные и прекрасные примеры дружбы.