Вскоре мы узнали, что Нэнси придется проверить свою решимость вновь. Только я закончил интервью с пятью иностранными телерепортерами 26 октября, как ко мне в кабинет вошла Кэти Осборн и сказала, что ей только что сообщила Элейн Криспин, пресс-секретарь Нэнси, что в Финиксе умерла мать Нэнси, Эдит Дэвис.
Я отложил все дела и поднялся на лифте наверх, к Нэнси, с тяжкой, как я понимал, миссией. Хотя выздоровление шло хорошо, она по-прежнему была прикована к постели и слаба после операции. На пути я увидел доктора Джона Хаттона и сообщил, что произошло. Он пошел вместе со мной, чтобы вместе сказать весть Нэнси. Она разговаривала по телефону с Роном, но положила трубку, как только увидела нас. Может быть, она опасалась худшего.
Я не знал никакой другой семьи, где бы существовали такие тесные узы между матерью и дочерью, как это было в семье Нэнси. Она боготворила свою мать, и редко проходил день, когда бы они не говорили по телефону. Я тоже боготворил ее. Как и Нэнси, когда она входила в комнату, в ней становилось светлее. Дид была замечательной, теплой и любящей женщиной. После нашей с Нэнси свадьбы я никогда больше не мог рассказывать очередной анекдот про тещу.
Как я и предполагал, Нэнси восприняла весть очень подавленно.
В десять часов на следующее утро мы вылетели в Финикс. За полчаса до отлета я провел деловое совещание по телефону с Джорджем Шульцем и другими, которое так описал в своем дневнике:
"Советы дрогнули. Шеварднадзе, выступающий от имени Горбачева, прибывает в четверг для переговоров по соглашению о РСД и подготовки встречи в верхах".
Хотя было очевидно, что я должен буду находиться в Вашингтоне в течение нескольких дней, чтобы встретиться с Шеварднадзе, когда советская сторона решилась серьезно говорить об определении даты встречи в верхах, я не мог позволить Нэнси совершить эту печальную поездку одной. И я полетел с ней туда, а затем в тот же день вернулся в Вашингтон.
Прибыв в Аризону, мы сразу же поехали в морг. Увидеть свою мать было выше сил Нэнси. Она разразилась рыданиями и начала разговаривать со своей матерью, рассказывая ей, как сильно она ее любила и как много она для нее значила. Я никогда не видел Нэнси в таком горе. Я взял ее руки и сказал, что мать знала о ее чувствах, но что ее душа уже покинула тело. Хотя я уверен, что немного успокоил Нэнси, но ничего не мог сказать или сделать, чтобы вернуть Дид назад. И снова я почувствовал себя беспомощным обыкновенным человеком. Я был президентом Соединенных Штатов, но ничего не мог поделать, чтобы приободрить жену, когда она столь сильно в этом нуждалась. Единственное, что я мог, это стоять рядом с ней, держать ее в объятиях, молиться и стараться разделить с ней ее боль.
Затем, пообещав возвратиться через три дня на похороны, я оставил Нэнси наедине с ее горем, чтобы вернуться в Вашингтон к визиту Шеварднадзе. Когда Нэнси попросила меня выступить с поминальным словом, я сказал: "Я хотел это сделать, но не могу себя заставить".
В Вашингтоне мы убрали последние препятствия на пути к соглашению по РСД, а затем объявили о дате встречи в верхах. Вот часть записей в моем дневнике от 30 октября 1987 года:
"Шеварднадзе привез мне письмо от Горбачева. Это было письмо государственного деятеля, оно свидетельствовало о подлинном желании преодолеть любые разногласия. Результатом письма и переговоров с ним стала встреча в верхах, которая должна начаться здесь 7 декабря. Цель — подписание соглашения по РСД и продвижение вперед по соглашению СТАРТ, чтобы сократить МБР на 50 процентов и завершить это на встрече в верхах в Москве следующей весной. С такой оптимистической верой мы поднялись с Южной лужайки в направлении базы ВВС "Эндрюс", с тем чтобы прибыть в Финикс на похороны Дид.
На похороны в Финикс прибыли все члены семьи, кроме Пэтти. Ее отсутствие добавило Нэнси страданий, которые она испытывала в этом месяце почти беспрерывно.
Хотя Нэнси так никогда уже и не оправится от потери матери, в конечном итоге похороны сильно помогли ей в борьбе с ее горем — она увидела, как много людей любили ее мать, и я думаю, она поняла, что Дид воссоединилась со своим мужем на небесах.
Возможно, я расценил письмо, которое привез Шеварднадзе от Горбачева, как письмо государственного деятеля потому, что он принял нашу точку зрения по некоторым ключевым вопросам: хотя он заявил, что в Вашингтоне хочет обсудить космическую оборону (то есть СОИ), но опустил свои требования о том, чтобы мы приняли ограничения по СОИ в качестве предварительного условия для подписания соглашения по РСД, обсуждения соглашения СТАРТ или утверждения повестки дня для нашей следующей встречи в верхах в Москве.