Поскольку вопросы терминологии соглашения по РСД были решены, он сказал, что надеется, что мы сможем согласовать принципиальные установки по соглашению СТАРТ в ходе его визита в Вашингтон, а затем подписать его, когда я приеду в Москву. К тому же казалось, что он отходит от своих прежних требований о том, что Договор по ПРО надо укрепить, настаивая только на том, что он должен соблюдаться и что мы должны дать обязательство не отказываться от него в течение десяти лет.
Михаил и Раиса Горбачевы подъехали к Белому дому утром 8 декабря на большом лимузине, сделанном в России. После обычной церемонии встречи он, я и наши переводчики прошли в Овальный кабинет, где, как я отметил позже в дневнике, им оказали "хорошую и внушающую надежды встречу". Я снова поднял вопрос о советских нарушениях прав человека. Я сказал, что мы удовлетворены тем, что некоторым советским евреям разрешено покинуть Советский Союз, но считаем, что еще большее число ждет разрешения эмигрировать. Как и в Рейкьявике и Женеве, Горбачев рассердился, когда услышал перевод моих замечаний о нарушениях прав человека в СССР.
Он ответил, что не является обвиняемым, представшим перед судом, а я — не прокурор и не имею права касаться внутренних дел Советского Союза. Фактически, сказал он, обсуждавшееся тогда в Вашингтоне предложение о строительстве заграждения вдоль мексиканской границы ничуть не лучше того, что ранее делалось Советами.
Я ответил, что эта мера предназначена остановить нелегальный въезд людей, которые хотят влиться в наше общество, поскольку оно дает экономические и демократические возможности, и что это вряд ли то же самое, что постройка Берлинской стены, которая принудительно удерживает людей в социальной системе, частью которой они не хотят быть.
"У американцев меньше прав, чем у советских людей, — упорствовал Горбачев. — Как насчет ваших людей, которые спят на улицах, и всех ваших безработных? Где их права человека?"
"Да, — ответил я, — но знаете ли вы что-нибудь о том, что называют в этой стране пособием по безработице, о том, что человек, потерявший работу, в течение определенного времени продолжает получать деньги?"
Горбачев спросил: "Что происходит с ним, когда этот период подходит к концу, а у него все еще нет работы?"
"Ну, — ответил я, — тогда у нас есть другая программа. Мы называем это социальным обеспечением. Безработные обретают на него право, если все еще не могут найти работу".
Он никогда прежде не слышал о пособиях по безработице или о социальном обеспечении.
Мы не пришли к какому-либо согласию по этому вопросу, но мне понравились наши споры и, я думаю, ему тоже. Мы сошлись на том, что у нас разные точки зрения. После этого мы подписали соглашение по РСД. Я был горд тем, что участвую в этом действительно историческом событии, в чем-то таком, чего добивался с 1981 года, и был очень рад этому.
Перед подписанием Горбачев и я сделали короткие заявления.
"Мы можем только надеяться, — сказал я, — что это историческое соглашение не будет означать само по себе окончание, а лишь начало рабочих отношений, которые позволят нам обсудить другие срочные вопросы, стоящие перед нами: стратегические наступательные ядерные вооружения, баланс обычных вооружений в Европе, разрушительные и трагические региональные конфликты, которые не дают покоя столь многим частям нашего земного шара, и уважение к человеческим и естественным правам, которые Бог даровал всем людям".
Соглашение по РСД не только обеспечивает ликвидацию целого класса ядерных вооружений, сказал я, но и предусматривает меры, гарантирующие его соблюдение. "Мы прислушались к мудрости старой русской пословицы: "Доверяй, но проверяй".
"Вы повторяете ее при каждой встрече", — заметил Горбачев. На что я ответил: "Она мне нравится".
После этого Горбачев высказал некоторые соображения, с которыми я согласился:
"Для всех, но прежде всего для двух наших великих держав, договор, текст которого находится на этом столе, открывает большой шанс, позволяющий выбраться наконец на дорогу в сторону от грозящей катастрофы. Мы обязаны использовать этот шанс сполна в совместном движении к безъядерному миру, который обещает нашим детям и внукам, и их внукам, и детям этих внуков полноценную счастливую жизнь без страха и бессмысленной траты ресурсов на средства уничтожения… Пусть 8 декабря 1987 года станет датой, которую занесут в учебники истории. Датой, которая обозначит водораздел, отделяющий эру нарастания ядерной угрозы от эры демилитаризации жизни человечества".