В тот вечер Горбачевы пригласили нас на обед к себе домой в лесистую местность за пределами Москвы. Для отображения того вечера я буду полагаться на памятку, написанную для меня Джорджем Шульцем:
"Памятная записка для Президента
От Джорджа П. Шульца
Пока впечатления еще свежи, хочу записать для Вас мои мысли по поводу замечательного вечера, который Вы, Нэнси, О’Бай и я провели с Горбачевыми и Шеварднадзе. Обед в царском дворце, переоборудованном под дачу, был историческим событием между нашими двумя странами и заслуживает того, чтобы его зафиксировать для потомства.
Первое мое впечатление — оживленность разговора и непринужденность в общении во время вечера. Казалось, что Горбачев был твердо намерен сравняться с Вами, отвечая шуткой на шутку, и даже Раиса рассказала пару забавных историй, чтобы еще более оживить разговор. Трудно было обнаружить какие-либо признаки боевитости, сохранившиеся от трудных переговоров утром, или какое-либо желание вернуться к старым спорам. Действительно, Горбачевы и Шеварднадзе старались сделать все, что было в их силах, чтобы вечер оказался приятным. Похоже, что они были бы рады продолжать его и дальше.
Меня поразило, насколько глубоко подействовало на Горбачева несчастье в Чернобыле. Он сказал по этому поводу, что это огромная трагедия, которая обойдется Советскому Союзу в миллиарды рублей, и что с ней еле-еле удалось справиться благодаря неустанным усилиям огромного числа людей. Горбачев указал с искренним ужасом на опустошительные разрушения, которые произойдут, если атомные электростанции станут мишенями в войне с применением обычных вооружений, не говоря уже о масштабном обмене ядерными ударами. Он согласился с тем, что Чернобыль был "последним предупреждением", как назвал его в своей книге доктор Роберт Гейл. Из этого вечера явно вытекало, что Чернобыль оставил сильный антиядерный след в мышлении Горбачева.
Горбачев продемонстрировал нескрываемую гордость за ваши совместные достижения, упомянув, что соглашение по РСД является достижением для всего мира. Хотя Горбачевы говорили о хорошем освещении московской встречи в верхах в прессе в наших двух странах и во всем мире, они не смогли скрыть некоторой досады по поводу того, что западные средства массовой информации писали о нем самом и о его жене. Горбачев проявил интерес к дальнейшим дискуссиям с нами по региональным вопросам, а его шутка о грузинских нарядах для футболистов из бразильской команды, чтобы разгорячить их армянских соперников, была ироническим намеком на его крупные межнациональные проблемы внутри страны.
И последнее. Горбачевы рассказали кое-что о себе во время вечера. Явно настоящие поклонники балета, они с любовью вспоминали, как смотрели его в дни своего студенчества, стоя на галерке. Горбачев отметил, что он имел отношение к религии только дважды: его крещение, которого он не помнит, и недавняя встреча с церковными лидерами СССР. Его заявление, что он не нашел применения своему юридическому образованию, вызвало со стороны Раисы активную защиту в смысле указания на его успехи в жизни. Она также сказала Вам об ответственности и бремени руководителей. Оба выразили уверенное чувство национальной гордости в своих описаниях многообразия Советского Союза, замечаниях, которые представляются мне искренними и ненавязчивыми.
В целом, господин Президент, вечер был достойной кульминацией для Ваших четырех встреч в верхах с генеральным секретарем Горбачевым. О'Бай и я сочли за честь принять в нем участие".
Во время нашего визита в Москву произошло немало знаменательных встреч. Одна из них была, когда я остановил машину, чтобы пройтись с Нэнси по Красной площади в полночь, возвращаясь с обеда на даче Горбачева. Горбачев и я побывали на площади еще днем и поговорили там без формальностей с группой москвичей. И мне это так понравилось, что я захотел показать площадь Нэнси. Другой эпизод произошел вечером на балете в Большом театре с Горбачевыми. Мы вошли в этот знаменитый зал и были ошеломлены его красотой. Великолепие зала, выдержанного в красных и золотых тонах, элегантного и насыщенного деталями, превосходили лишь грация и элегантность танцующих. Когда мы стояли с Горбачевыми в правительственной ложе, с советским флагом с одной стороны и американским — с другой, оркестр исполнял "Знамя, усеянное звездами", я знал, что мир меняется. Слышать эту мелодию, которая олицетворяет все, за что наша страна выступает, столь волнующе исполняемую советским оркестром, было таким эмоциональным моментом, который невозможно описать. Вокруг нас были наши команды советников, экспертов и помощников, но, пока для нас давало представление по-настоящему одно из величайших культурных учреждений мира, официальные дела, по крайней мере на какое-то короткое время, не занимали наших мыслей.