Этот город…
Я шел по проспекту, бродяга бездомный,
ревниво смотрел на большие дома,
и думал с отчаяньем, что город — огромный,
а мест в нем свободных — нема…
Вот Дом книги, а вот — Дом одежды,
где нет ни книг и ни одежды сроду,
только нет нигде Дома надежды…
Зато есть классный Дом моды!
Мне не нравится этот город,
но теперь мне не выбирать:
в этом городе я родился,
значит, в нем мне и умирать…
Ваш чертов город я с детства знаю,
но до сих пор он мне не знаком:
с домами, которые всегда запирают,
и ртами, которые всегда под замком,
с дорогами, которые от грязи липки,
с руками, к которым прилипла печать,
этот город возник по ошибке,
как будто бы пьяной бабой зачат…
Мне не нравится этот город,
но теперь мне не выбирать:
в этом городе я родился,
значит, в нем мне и умирать…
Я мог бы уехать хоть в Сан-Франциско,
но и этот вариант — нулевой,
рабским клеймом — штамп о прописке,
и не в паспорте — на коже живой.
Друзья и соседи — тесные стены,
закрыт потолком, как гробовой доской,
но под кожей пульсируют вены
движению противопоказан покой!..
Сон Веры Павловны
Вере Павловне снится странный сон:
Синим кобальтом покрыт небосклон,
На нем из желтого кадмия круг,
И изумрудные травы вокруг — целый луг…
Чудное пение божественных сирен
Манит, завлекая в сладкий плен,
Но, захочешь уйти не дадут:
Красные тени стоят там и тут — ждут…
Вернись скорей, Вера Павловна!
Вернись назад, Вера Павловна!
Вера Павловна, вернись скорей,
Вернись назад, в мир людей!
Выстроены в ряд хрустальные дворцы,
В них сидят взаперти их творцы,
А из слоновой кости замки
Вырастают как грибы-поганки — из ямки…
Ах, а это!? Куда не ступи,
Вместо асфальта — золотой настил!
Но, захочешь уйти, — не дадут:
Красные тени стоят там и тут — ждут…
* * *
Кто предписал для всех один закон?
Кто предсказал, что делать не надо?
Закон для всех похож на загон,
В который кнутом загоняют стадо.
И те, что всегда толпятся у трона,
Те, что несут подол красной мантии,
Сами придумали для нас закон,
Листая учебник по хиромантии.
Каждый — художник, и каждый — поэт,
Каждый — философ, и каждый — мечтатель,
Каждый — талантлив, но, наконец,
Каждый — поэт, но не каждый — творец…
Цепляясь конечностями за бесконечность,
Боги — даже те, кто с верой не знакомы,
И каждый в себе культивирует вечность,
Каждый живет по своим законам…
Но я виноват — я нарушил код…
Я виноват — я убил в себе святого…
Я погубил себя в двухтысячный год
От Рождества Христова…
Твое лицо в ночном окне…
Недолги были наши встречи,
Но до сих пор живет во мне
Твое лицо в прощальный вечер,
Твое лицо в ночном окне…
Прости! — ты заклинала про себя.
Шептали губы при луне.
И я простил. Но не тебя.
Твое лицо в ночном окне.
Я весь в черном. Ты вся в белом.
На моем теле раны, нанесенные мелом.
На твоем теле раны, нанесенные углем,
Но, слившись в сером цвете, мы умрем…
Уже прошло немало лет…
Передо мною, как во сне,
Встает единственный твой след,
Твое лицо в ночном окне.
Рукой смахнула ты слезу.
Прощай! — сквозь боль сказала мне.
Теперь я в поездах везу
Твое лицо в ночном окне.
Недолги были наши встречи,
Но до сих пор живет во мне
Твое лицо в прощальный вечер,
Твое лицо в ночном окне…
Жизнь по инерции
Жизнь большого города — огни…
В них — его рождение и… гордость…
А я уже считаю дни…
Уходит молодость… Уходит молодость…
Я провожал надежды как цветы
На могилы проходящих лет…
Есть только неосуществимые мечты…
Осуществимых — в мире нет!..
Где живут тебя любившие?
Где они?.. Где их дома?..
Холодные… Чужие… Бывшие…
Жизнь маленькой деревни — тьма…
В пригородной электричке…
В пригородной электричке
Как сильно бываешь рад,
Когда заметишь по привычке
Чей-то мимолетный взгляд…
И на душе опять светло…
Забываешь о грязной погоде…
Только бы людей к тебе влекло,
И тогда не страшны все невзгоды.
А потом ты идешь по дорожке,
Наступая на мутные лужи,
Говоря: «Ты ошибся, Сережка,
Здесь ты никому не нужен…»
Шла проститутка по бульвару…
Шла проститутка по бульвару
С безумно влюбленным вдовцом.
Впервые ее тело было не товаром,
А голова была не продавцом.
Он сказал, что полюбил ее серьезно.
Он сказал, что захотел на ней женится.
Она не верила. Зажить безслезно
Такое не могло ей даже сниться.
Такого отношения к своей особе
Она не знала с самого детства…
Лишь к ненависти, ко вражде и злобе
Ее учили с малолетства…
Но со звоном разбивались слезы,
Падая на камень мостовой,
Когда он говорил, даря ей розы:
«До гробовой доски я — твой!»
После слов шутник хваленый
Начал обнимать ее неистово,
И иссяк родник соленый
Единственное, что в ней было чистого.
Глупый день прошел и ночь настала.
Радость перешла в тупую боль.
Насыщенная влага — в состояние кристалла.
Глядите! На дороге — соль!..
Всю жизнь нести тяжелое бремя…
Всю жизнь нести тяжелое бремя.
Нести… А потом упасть…
Мы живем, убивая время,
Но и время убьет нас…
Но сколько бы не осталось лет,
Сколько — праздничных дат,
Вместе с тобою мы встретим рассвет,
И вместе с тобою — закат…
А если я раньше умру, то что ж,
Не надо, не плачь! Тише!
Я стану водой, которую ты пьешь,
Воздухом, которым ты дышишь!..