Выбрать главу

Бог попустил блудному сыну пройти весь тот путь, который он избрал для себя. «Ты попросил наследство у своего отца, — говорит ему Бог, — и вот чем закончил. Но этого ли ты хотел? Неужели ты действительно хочешь этим и закончить?» «Нет, конечно, нет, — отвечает он, — но что же мне теперь делать? Можно ли мне опять вернуться к отцу?» Сын пришёл в себя и говорит: «Да, я погубил свою жизнь, но мой отец праведный человек, он примет меня опять. Пойду к нему». Отец наш — праведный. Говоря сейчас слово «праведный», мы понимаем его в рамках юридического закона римского права, или как в Ветхом Завете. В те времена люди не понимали никакого другого языка, и Бог был вынужден говорить с ними на их языке: «око за око, зуб за зуб». Но праведность Божия отличается от праведности человеческой. Быть праведным — это быть добрым, милостивым, любящим. Праведность в Новом Завете понимается как бережное отношение к ближнему, так чтобы не ранить его, не причинить вреда его жизни, даже если человек не желает принять того, что является для него благом. Так Христос праведен по отношению к Иуде: Он не насилует его свободы, Иуда сам избирает себе то, что хочет, несмотря на то, что Христос многажды старался его спасти. Кто‑то говорил, что на Страшном Суде будут спасены все, кто хоть раз в жизни сказал Богу: «Да будет воля Твоя», и отринуты те, кому Бог скажет: «Да будет воля твоя». Вы, наверное, читали у святых отцов[40], что для настоящего монаха нет ничего более страшного, как услышать от своего духовного отца такие слова: «Ну, что ж, поступай, как знаешь». Монах переживает такие слова как смерть, и в них действительно сокрыта смерть.

Но вернёмся к блудному сыну, который говорит: «Мой отец праведен даже по отношению к наёмникам. Зачем же мне работать на этого тирана — дьявола, который принуждает нас делать такие дела, которые приносят смерть. Затрачивая столько же сил, я лучше буду трудиться у отца. Там я буду жить, здесь же мне не разрешают вкушать даже пищу свиней. Свиньи для них драгоценнее человека. Я недостоин быть с отцом, но пойду к нему». Пошёл и говорит: «Отче, прими меня как работника». И что мы видим? Его родной брат, не грешивший как он, смутился его приходом! Кто же из них двоих более твёрд в добре теперь? Блудный сын знает всю горечь греха и его уже ничто не оторвёт от отца. Хотя никому не посоветуешь идти опасным путём блудного сына, ведь он мог и не вернуться. Тьма может стать непроглядной, и ты уже не найдёшь дороги назад, как это случилось с Иудой, отвернувшимся от Христа, от призвания быть апостолом, от самой жизни.

Путь блудного сына — не пример для подражания. Отец, давая ему наследство, рисковал потерять своего сына. Бог, создавая свободных людей, тоже пошёл на этот риск, как пишет отец Софроний в своей книге[41]. Бог даёт Адаму свободу, потому что без свободы и добрый поступок не имеет действительной ценности. Такие добрые дела могут быть и хороши, но они не имеют значения для вечности. Можно прожить жизнь порядочным человеком, но не стяжать вечности. Бог же хочет, чтобы мы жили вечно, Он сотворил нас для этого. Его Любовь идёт на риск, давая нам свободу. Бог говорит: «Если человек образумится, пусть даже пройдя через многие падения и боль покаяния — Я приму его». Блудный сын вернулся в дом отчий, и радость наполнила душу родителя. Не потому, конечно, что он вернулся живым и здоровым, как сказал старшему сыну один из слуг, а потому что он был мёртв и ожил. Слуга не понимает радости отца, он всего лишь слуга.

И нам, как служителям Божиим, надо быть осторожными и внимательными в разговорах с людьми о Боге, чтобы не исказить евангелие Христово и не превратить благовестие в карикатуру, приписывая Богу свои собственные мысли. Именно этим и дорог нам отец Софроний, потому что в нем и чрез него мы познаем неискажённую мысль Бога о человеке. Исключительно благодаря ему мне стали понятны многие вещи, касающейся нашей жизни в Боге. То, как он относился к нам, было воистину нежной материнской заботой, несмотря на то, что мы иногда вели себя совсем не по — доброму. Некоторые приходили жить в монастырь, и причиняли ужасно много неприятностей и бед. Я, совсем ещё молодой, как‑то сказал ему об одном таком человеке: «Отче, почему бы Вам не отправить его из монастыря?» Он же ответил: «Нет — нет, нам надо заботиться о том, как помочь человеку в жизни, а не о том, как её разрушить». О человеке, разрушающем нашу монастырскую жизнь, он заботился, как бы не навредить его жизни. Говоря такие слова, он прежде много — много молился о нем, и потому, в конце концов, все устроилось к лучшему. Наш монастырь существует по — прежнему, тот человек не смог разрушить его. Он не разрушил и свою жизнь, он ушёл из монастыря довольно спокойно, и нашёл себе что‑то более ему подходящее. Но отец Софроний участвовал в его жизни, стараясь помочь обрести путь ко спасению. Некоторые из нас, и я в том числе, тоже причиняли вред обители, но Бог все покрыл.

вернуться

40

Ср.: «Враг всегда желает нашей погибели. Видишь ли, почему он любит полагающихся на себя? Потому что они помогают диаволу, и сами себе строят козни. Я не знаю другого падения монаху, кроме того, когда он верит своему сердцу. Некоторое говорят: от того падает человек, или от того; а я, как уже сказал, не знаю другого падения, кроме сего: когда человек последует самому себе. Видел ли ты падшего — знай, что он последовал самому себе. Нет ничего опаснее, нет ничего губительнее сего» (преп. Авва Дорофей, Душеполезные поучения, поучение 5. О том, чтобы не полагаться на свой разум, М., Правило веры, 1995, С.89)

вернуться

41

«Бог создавал мир и, главным образом, человека, рискуя. И я, созерцая пришествие Христа на землю, созерцаю и сей Божественный риск в пределах доступных мне. Если человек подлинно свободен, свободен, как образ и подобие Бога, то неизбежно мы мыслим, что Бог „в начале“ создавал чистую потенцию, и все, что затем следует в судьбах человека, уже не зависит только от Бога Творца, но и от свободы каждой человеческой личности (персоны). Каждый из нас свободен согласиться с Богом, соединиться с Ним в любви или же отвергнуть Его и наивно обратиться к поискам иной жизни. „Наивно“, потому что вне Божественного Начала нет жизни. Итак, в свободе человека — трагизм всей истории мира. И Бог, несомненно, предвидел эту трагедию, созерцал ее в Своей Вечности. Итак, творение человека есть тот трагический жест, которым Бог — Отец бросает нас в бездны бытия, вызвав из бездны не — бытия. Бог, „везде Сый и вся исполняяй“, окружает нас, где бы мы ни были; Он любовно ищет нас, зовет к Себе, терпит, ждет… Никогда не насилует нашей свободы; почитает нас, как если бы мы были равны Ему. Во всяком случае, Он обращается с нами как с равными Себе и ничего другого не ждет от нас, как увидеть во всем подобными Ему… Я так понимаю Откровение во Христе, Который и как Человек воссел одесную Отца» (Софроний (Сахаров), архим, Письма в Россию, М., Паломник, 2003, С. 171–172).