Фильмы в те годы снимались долго. Не было компьютеров, цифровых камер.
Сейчас одну серию снимают за полтора часа, а в те годы снимали 6—7 месяцев. Очень долгий процесс. Экспедиции длились по 2—3 месяца.
Съемка картины — это целая жизнь. Все жили фильмом, судьбами героев, как говорится — все были в материале, даже осветитель мог написать целую историю к картине, не говоря уже о костюмерах и гримерах. Сейчас все по-другому.
И вот в 1962 году фильм «На семи ветрах» вышел на экраны. И несмотря на такое обилие статей и рецензий, критики встретили фильм холодно.
Особенно негативно о фильме писал Николай Николаевич Кладо, почитаемый и уважаемый в мире искусства критик.
Но зритель полюбил картину. Фильм и его создатели стали принимать участие в мировых фестивалях.
Легкой поступью по красной дорожке...
«...Это был 62-й год, существовал так называемый «железный занавес», поэтому мало кто выезжал за границу, исключением были киношники. Мы были в этом отношении счастливые — актеры же, творческие люди. Для нас «занавес» открывался.... Правда, я приехала из Эстонии. Таллинн тоже можно было считать заграницей. Я читала много книг, в основном французскую литературу, и поэтому мне очень хотелось попасть во Францию. И вот моя мечта исполнилась. Можете себе представить, что время было такое, еще недостаточно хорошо было и с одеждой, и с продуктами. Обилие прекрасных вещей, удивительной архитектуры, да и сам Париж, который произвел завораживающее впечатление, и то, что все можно увидеть, потрогать, купить, конечно, потрясало. У нас проходили Недели французских фильмов, но то на экране, а то наяву. Но мы, молодые актрисы советского кино, тоже выглядели великолепно.
...Я жила в общежитии, а у нас было очень много иностранцев. Вместе с нами на курсе учились трое индонезийцев, и они привозили какие-то вещи, и мы иногда покупали у них красивые платья. А так как я в свое время работала в Доме моделей в Таллинне, то обратилась за помощью в Таллиннский дом моделей, и мне прислали два прекрасных вечерних платья. Так что у меня был хоть какой-то багаж. У нас в делегации, состоявшей из отечественных киномэтров, было две девушки. Возглавлял ее Сергей Аполлинарьевич Герасимов, а в состав вошли Владимир Александрович Познер, Райзман, Чухрай, Кулиджанов, Ростоцкий, которые не первый раз поехали за границу. А мы, я и Инна Гулая, попали впервые. У нее, в отличие от меня, имелась только пара ситцевых платьев, и все. И когда нас встретила Надежда Петровна Леже, то сразу же взяла нас под свое крыло (жена художника Леже, она сама русская, из Рязани, тоже художница), потому что, когда она нас увидела, то сказала: как же так, у Инны ничего нет, надо Инне купить платье. Я так расстроилась, подумав: ну зачем я взяла с собой вечерние платья, лучше бы у меня тоже ничего не было. Но Надежда Петровна мне тоже купила платье. Богатая женщина, у нее имелось, по-моему, шесть машин, одну из которых Надежда Петровна предоставила нашей делегации. А нам с Инной она подарила по платью. Ей — красное, яркое, с великолепным капроновым шарфом (тогда капрон только-только входил в моду). А мне — маленькое, в стиле Коко Шанель, только не черное, а голубое, кружевное, на бледно-голубом шелке. Очень красивое!
И вот в мой первый выезд за границу произошел конфуз, который мог мне стоить всей карьеры. Тогда в моде был твист, а у нас много ребят из Франции учились, и один из них мне говорит: «Лариса, ты едешь в Париж, а твист умеешь танцевать?» Я ответила, что не умею, а он: «Представляешь, а вдруг тебя там пригласят танцевать? Давай я тебя научу». И он меня научил. И меня действительно пригласили. За мной ходил один американский журналист, который все время просил, чтобы я станцевала твист, почему-то на столе и в русских панталонах. Я никак не могла понять, при чем тут русские панталоны. Я сказала, что не танцую твист, тем более на столе. И все-таки, когда был прием, который устраивала наша делегация, он ко мне подлетел и пригласил танцевать. А я прижалась к стенке и говорю: я не пойду. А Сергей Аполлинарьевич говорит: Лариса, иди и танцуй. Ия пошла и стала танцевать. Потом этот журналист исчез, и тут же появился какой-то латиноамериканец, который начал со мной танцевать. Все вокруг остановились, и этот американский журналист начал снимать. А потом мои фотографии появились в Paris Match, где было написано «Сладкая жизнь советской студентки». Хотя там приличные фотографии, ничего особенного. А когда мы вернулись в Советский Союз, то журнал тут же положили на стол Екатерине Фурцевой. А следующая поездка сразу должна была проходить в Карловых Варах. И наш фильм «На семи ветрах» должен был быть там представлен. Приходит Станислав Ростоцкий и видит список делегации, где Лужина вычеркнута жирной красной чертой. Он спросил у Фурцевой, почему не едет героиня фильма. «Она себя плохо вела во Франции, ей вообще нечего там делать больше», — ответила она. Если бы за меня не заступился Сергей Аполлинарьевич, который пришел и сказал, что это он виноват в «танцевальном инциденте», а также Григорий Чухрай, и Ростоцкий... Меня в состав делегации включили. Благодаря этому я побывала и в Осло, и в Иране. Видимо, министру надоело выслушивать просителей, и она сказала: пусть едет куда хочет».
Сергей Аполлинарьевич считал Ларису Лужину актрисой театральной и поэтому договорился на ее прослушивание во МХАТе, но тут ее включают в делегацию, которая должна принимать участие в фестивале в Каннах. Она не смогла устоять. Канны! «.а теперь жалею, может быть, это был бы очередной подарок судьбы, а я им, увы, не воспользовалась. А мне так нравится стоять на сцене, чувствовать живое дыхание зала, держать зрителя в напряжении...»
Но... побывать на красной дорожке мечта всех актрис и актеров! Триумф славы и признания!
«...Вот насчет того, когда мы были в Каннах. В то время нам вообще не разрешали ни с кем общаться. Нам сказали: из номера одним никуда не выходить. Герасимов, когда они уезжали, допустим, на встречу с Антониони, нас с собой не брал, решив, что мы еще девчонки, ничего в этом не понимаем. Они сами ехали, а нас оставляли в номере. Правда, однажды, нас взял в гости режиссер Лев Кулиджанов к Марку Шагалу! Тот жил неподалеку от Канн, в городке Ванс. Жена его ушла по делам, и мы остались с Шагалом одни. У него были яркие голубые глаза и совершенно седые волосы. Мы долго разговаривали. Я запомнила одну историю, которую он рассказал. Как к нему в гости заходил немец, служивший во время войны в люфтваффе летчиком. Этот человек восхищался Шагалом как художником. Так вот, он не нашел ничего лучшего, чем принести в подарок Марку Захаровичу фотографию, которую сам снял с самолета, — разрушенный бомбами Витебск. А надо знать, как Шагал любил свой родной город и всю жизнь мечтал туда вернуться! На прощание художник подарил мне свой рисунок с автографом. Вот только в Москве я этот рисунок передарила — Александру Галичу. Вообще-то, я собиралась привезти Галичу из Парижа пепельницу — красивую, медную, которую можно класть на подлокотник кресла. Но когда я узнала, что Саша в больнице после инфаркта, мне захотелось прибавить к подарку что-то еще. И я отдала ему рисунок Марка Шагала. Наверное, сейчас я бы так не сделала. Но в те времена все виделось иначе. Ну подумаешь — Шагал и Шагал, зато Галич будет рад... Еще я там познакомилась с Робером Оссейном. Помню, в холле гостиницы подходит ко мне мужчина и говорит по-русски: «Привет, мамочка!» Его лицо мне показалось знакомым, и я начала гадать, кто же это, пока не вспомнила, что видела его фотографию дома у Жанны Болотовой. Портрет, вырезанный из журнала «Советский экран», висел у нее на стене, потому что Жанна была влюблена в этого актера — Робера Оссейна (вскоре он сыграет Жоффрея де Пейрака в «Анжелике, маркизе ангелов»). Русский Робер знал с детства, а «мамочками» почему-то называл всех женщин. И вот он меня спрашивает: «Русская?» — «Русская». Пару минут поговорили, после чего Робер заявляет: «Пойдем ко мне в номер». Я, конечно, отказалась. Он уговаривает: «А чего ты боишься? Я же не буду на тебя кидаться, просто поцелую...» Кое-как отделавшись от него, я подошла к Станиславу Ростоцкому и все рассказала, и тот за меня вступился: «Робер, это моя артистка, что ты к ней пристаешь?» А он в то время был мужем Марины Влади! Познакомилась с Натали Вуд и Моникой Витти. Но мы с ними особо не общались, к сожалению. Время такое было, нельзя было общаться. Иначе вообще бы никуда не выехала».