В конце декабря 1952 года – первого года пребывания на нелегальной работе – Лизу вызвали в Центр на инструктаж по двусторонней связи, а я получил указание срочно выехать в Париж и отыскать нелегала К., который после перенесенной операции находился в больнице в тяжелом состоянии и нуждался в помощи. Мне сообщили имя и фамилию К. по легенде, а также название больницы, где он должен находиться. В подтверждение того, что я был свой человек, товарищ по работе, мне вручили фотокарточку семьи К. и назвали пароль. Перед властями я должен был выступать как близкий родственник больного – муж двоюродной сестры (мать Лизы якобы была родной сестрой матери К.). Легенда была разработана Центром, и об этом мне было сообщено, как основание для контакта с К. Мне предоставили полную свободу действий, так как ничего не было известно о положении этого нелегала. Предстояло любым способом связаться с К. Накануне Нового года я приехал в Париж и прямо с вокзала отправился в больницу. В приемной за регистрационным столом сидела пожилая медицинская сестра в длинном черном одеянии. Накрахмаленная белая треуголка на голове и распятие Иисуса Христа на груди свидетельствовали о том, что она католическая монахиня. На столе перед ней лежала толстая регистрационная книга. Я снял шляпу, вежливо поздоровался и робко проговорил: «Я родственник больного К. Не можете ли Вы мне сказать, в какой палате он лежит? Могу ли я его увидеть?» Медицинская сестра знала немецкий язык и, приветливо улыбаясь, пригласила меня присесть. Она взяла регистрационную книгу и стала ее перелистывать. Я увидел множество фамилий, против которых стояли черные кресты… Сестра продолжала листать книгу, пока, наконец, не нашла страницу, где значилась фамилия К. Она молча провела пальцем под этой фамилией, как бы проверяя правильность записи, и показала на черный крест и число. Я окаменел… После затянувшегося молчания сестра встала и скорбно объявила: «26 декабря в четыре часа утра Ваш кузен скончался». Видя, что известие причинило мне большое горе и что я не могу справиться с волнением, монахиня принялась меня успокаивать: «На том свете ему будет хорошо». Стала бормотать себе под нос молитву, пока я не пришел в себя. Потом попросил позвать медсестру, которая ухаживала за К. и присутствовала при последних минутах его жизни. Необходимо было поговорить с ней о болезни и смерти родственника. Беспокоила мысль, не оставил ли К. улик, компрометирующих его как советского разведчика. Нужно было разыскать место работы К., его квартиру. Все данные для начала розыска я мог получить только в больнице. Ко мне подошла другая монахиня, которая сообщила, что она провожала К. в последний путь, и с упреком спросила: «Почему никого из родных не было перед смертью?» Тогда я объяснил, что незадолго до болезни навестил его, и что семья не предполагала о таком плохом состоянии К. Телеграмма же пришла слишком поздно. Никто и не допускал такого исхода. «Ваш кузен умирал в сознании и в полном одиночестве. Он говорил, что у него нет родных! Целуя крест священника, он закрыл глаза, из которых скатилась чистая, как роса, слеза, и затих навсегда». Я был потрясен услышанным, потом спросил сестру, не знает ли она адрес похоронного бюро. Когда вышел из больницы, в городе царило праздничное оживление. Был канун Нового года. Главные улицы сверкали огнем реклам, разноцветных фонариков и гирлянд, зазывали крикливые названия ресторанов и кабаре, витрины магазинов ра-довали глаз. Все это никак не вязалось с моим настроением и даже раздражало меня. Было тяжело сознавать, что из жизни преждевременно ушел молодой разведчик. Он умирал в полном сознании, унося с собой тайны Родины. Целуя крест католического священника, до последнего вздоха он не отступил от своей легенды. Я снова и снова вспоминал слова монахини – «чистая, как роса, слеза»! Да, чистая, как роса, жизнь! Был поздний час, когда я отправился на ночлег в гостиницу. Запах табачного дыма и вина, гомон подвыпивших гостей, веселая музыка – все было отвратительно. Может быть, именно чувство одиночества, оторванности от товарищей ускорило его смерть? Кто знает, может быть, у К. хватило бы сил побороть смерть, если бы рядом с ним был товарищ по работе? Я провел бессонную ночь. В истории известны случаи, когда люди, одержимые чувством долга, могли задержать смерть до выполнения ими приказа или задания. Я думал о героях, павших на полях сражений Великой Отечественной войны, – их имена известны всей стране! Но не вражеская пуля сразила нашего нелегала. Он погиб на чужбине в безмолвии и до конца исполнил свой долг. Когда-нибудь его имя потомки назовут в числе героев, Мучительно медленно наступало утро. Надо действовать. Нужно узнать все о жизни К., его работе, побывать на квартире. В похоронном бюро меня встретил мужчина средних лет, он был элегантно одет и, вероятно, благодаря этому, своей внешностью походил на английского лорда. Выразив сочувствие, Лорд рассказал, что похороны К. были очень бедными, и хоронил его очень бедный человек, назовем его Луис, который даже не мог оплатить все расходы. Лорд назвал адрес этого человека. Я без труда нашел улицу и дом, где жил Луис. Нажал на кнопку звонка. В микрофоне послышались непонятные звуки. Не разобрав слов, но, предполагая, что спросили: «Кто там?», я сказал в микрофон: «Хотелось бы видеть господина Луиса». В микрофоне раздался щелчок, и он выключился. Я решил подождать, может быть, кто-нибудь выйдет. Действительно, через несколько минут из подъезда вышел мужчина невысокого роста, брюнет, с вьющимися волосами, бедно одетый, с заспанным лицом. Он недовольным голосом спросил: «Кто Вы? Что Вам нужно?» Плохо понимая по-французски, я попытался выяснить, не говорит ли Луис по-немецки. Луис принял развязный вид, засунув руки в карманы, и вызывающе заявил: – Знаю немецкий. В годы войны был в плену в Германии. Кто Вы такой? Зачем я Вам понадобился? Я не растерялся и спокойно продолжал: – Господин Луис, Вы знали К.? – Конечно, я работал продавцом у него в магазине. – Мне очень приятно с Вами познакомиться, Вы были близким ему человеком? – Еще бы! Я не только у него работал, но я был единственный, кто о нем заботился. Потом хоронил его. Почему Вы об этом спрашиваете? – Я родственник К., муж его двоюродной сестры. Мать моей жены и мать К. были родными сестрами. Мы Вам очень благодарны за все. Луис иронически посмотрел и сказал: – Хорош родственничек! Где Вы были, когда он болел? – Потом, прищурившись, посмотрел на меня и продолжил: – Постойте, постойте, так Вы говорите, что являетесь ему близким родственником? Этого быть не может! Ведь у него никого не было. Его мать, жена и ребенок умерли. Он был совсем одинок. – Это неверно. У К. остались родные, это мы… В августе прошлого года он тяжело болел и приезжал к нам, вместе с ним я посетил известного профессора, который посоветовал не делать операцию. Он не послушался. – Это верно – ему советовали не делать операцию. У него просто было нервное заболевание желудка. Нервы надо было ему лечить, а не резать желудок. Я никак не ожидал, что он умрет… – Луис опустил голову и замолчал. – Скажите, господин Луис, осталось ли какое-либо хозяйство у К.? – Экспортно-импортный магазин, небольшой и небогатый. Товаров там почти нет. Хотя кое-что из торгового инвентаря уцелело. У меня хранится завещание К., из которого следует, что все оставшееся имущество он передает мне. – Не думаю, что он оставил завещание на Ваше имя. Зачем бы ему это было делать? У него же есть двоюродная сестра, которую он очень любил, и я могу это доказать. Луис начинал верить. Он пригласил меня к себе домой, познакомил меня с женой, двумя сыновьями и дочерью. Представляя меня своей семье, Луис сказал: «Вот вам новогодний подарок! Объявились родственники К. Знакомьтесь!» Потом, порывшись в ящике стола, он достал и передал мне свидетельство о рождении, свидетельство о браке, паспорт К., сказав, что документы, связанные с торговыми дела ми, находятся в сейфе в магазине. Я решил не отступать и попросил его проводить меня в магазин, который находился в этом же доме на первом этаже. В углу стоял наполовину заполненный мешок с бразильским кофе да кое-какой торговый инвентарь – лотки, весы, банки и др. Луис открыл сейф, и я не обнаружил там ничего, кроме неоплаченных счетов. Он уверял меня, что у К. имеется капитал в каком-то швейцарском банке, но денежные документы находятся у нотариуса. Дальнейшие шаги мне нужно было обдумать. Расставаясь, я попросил у Луиса ключи от квартиры К. и тотчас же отправился туда. Квартира находилась на втором этаже старого дома, рядом с шумным рынком. Под окном находилась помойка с отбросами, отравляющими воздух зловонием тухлой рыбы и гнилыми овощами. Вероятно поэтому, окна квартиры были наглухо забиты. Квартира выглядела такой же маленькой, как магазин: две комнаты и небольшая кухня. Отсутствовала даже ванная. В одной комнате стояла старая кровать с рваным матрасом, как будто специально распоротым. Постельного белья и подушек не оказалось, все в квартире выглядело так, словно там был погром. У меня мелькнула мысль, не побывала ли здесь полиция. Однако ничего такого, что давало бы повод заподозрить жильца в недозволенной деятельности, заметно не было. На следующий день я вместе с Луисом поехал на кладбище. Свежая могила, деревянный крест с дощечкой, на которой начертаны имя и фамилия К. (по легенде), дата его рождения и смерти. Все так подействовало на меня, что я не мог сдержать слез. Заплакал и Луис. Искренность моего переживания рассеяла у него последние сомнения. Затем я решил проконсультироваться у адвоката, каким образом можно оформить наследство. Адвокат был любезен, но непреклонен. Он пояснил, что для юридического оформления наследства необходимо представить ряд документов. С материальной точки зрения наследство в 40 американских долларов не представляло интереса для нас, но сам факт наличия родственника, пусть даже покойного, подкреплял нашу легенду – это было важно. Жизнь показала, что «круглые сироты» стали редким явлением. Нашим нелегалам не следует пренебрегать такими исключительными людьми. Если отсутствие близких родственников легко можно было объяснить перед окружающими сразу после окончания Второй мировой войны, когда миллионы людей погибли или растеряли родных, то теперь одинокое положение вызывало недоверие. Легенды разведчиков-нелегалов выглядели бы гораздо правдоподобнее, если бы им удавалось «находить» родственников, знакомых, друзей детства и так далее. С этим я возвратился в Швейцарию. Весть о смерти нашего родственника быстро распространилась среди знакомых. Теперь наша легенда больше ни у кого не вызывала сомнений. Все знакомые стали принимать самое горячее участие в получении нами наследства, а я умышленно поддерживал версию о «значительном» капитале. Особенную активность проявляли Куница и Соболь, заинтересованные в том, чтобы их компаньон вложил в фирму дополнительные средства. Но как действовать? Ведь документов, подтверждающих родство К. и Лизы, не было! Было принято решение переделать свидетельство о рождении Лизы, изменив девичью фамилию ее матери на фамилию, указанную в свидетельстве о рождении К. На старую легенду нагромождалась новая. Но это было вызвано интересами оперативной работы. Свидетельство было готово довольно быстро, и мы выехали в Париж для оформления наследства. Выезды по наследственным делам служили надежным прикрытием для нас при выполнении заданий Центра в других странах. Всем нашим знакомым было известно, что мы едем получать наследство. Рассмотрение наследственных дел иногда затягивается на многие годы, поэтому наше отсутствие было вполне оправданным. В Париже мы остановились в той же гостинице, хозяин которой знал, что я приезжаю в этот город не только по торговым делам, но и для устройства своих личных семейных дел. Мы были уверены, что, в случае необходимости, хозяин гостиницы даст о нас в полицию хороший отзыв. Теперь предстояло познакомить Лизу с Луисом. Мы приехали к Луису в магазин К. Покупателей не было. Он встретил нас приветливо и даже нашел, что Лиза похожа на К. В тот же день все трое отправились на кладбище, возложили венок на могилу К., и тут Луис разрыдался. Он рассказал о сердечности и доброте нашего разведчика, о собственном невезении в жизни, о том, что больше не может верить в Бога: «Бог не помог мне, когда я был в плену в Германии, Бог не помог мне, когда я бился лбом о стену, чтобы выстоять перед бедностью, и вот сейчас, когда мне так тяжело жить, я опять теряю работу! Как мне прокормить большую семью?..» После кладбища мы заехали к нотариусу. Посмотрев документы, тот заявил: «Из этих документов следует только то, что Ваша мать, госпожа Лиза, и мать К. носили одну и ту же фамилию. Юридическую силу имеет документ, удостоверяющий, что их матери были родными сестрами, а не однофамилицами». Дело начинало осложняться, нотариус посоветовал нам, если у нас нет других доказательств, получить документ, заверенный двумя свидетелями, знающими К. и Лизу с детства, из которого следовало бы, что они действительно двоюродные брат и сестра. Нотариус тут же добавил, что одним свидетелем могу быть я. Предстояло найти второго свидетеля. Кого?.. Кто бы мог под присягой показать, что с детства знает Лизу и ее мать, родную тетку К.? Но все это ведь легенда… Как бы то ни было, терять родственника было бы неразумным! Центр согласился с этим и рекомендовал воспользоваться услугами знакомых. Но мы пока не располагали большими связями, у нас были только Куница, Соболь и Тюльпан – и это все. Своим компаньонам по фирме я всегда давал понять, что наш покойный родственник был человеком с капиталом. Теперь же, прикрываясь наследством К., я рассчитывал еще больше укрепить свой престиж. Поэтому использовать их в качестве свидетелей было не-целесообразно. Оставался один Тюльпан! Мы пригласили его в кафе, Лиза рассказала о поездке и наследстве, обрисовала ситуацию так, будто речь шла о богатстве, которое мы, к сожалению, не можем получить ввиду отсутствия одного свидетеля. Когда Тюльпан поинтересовался наследством, то я заявил, что речь идет об очень крупной сумме. Первая беседа на этом закончилась. Никаких просьб и намеков Тюльпану не делали. С этого дня мы стали чаще встречаться с Тюльпаном. Неизменно разговаривали о наследстве, о том, что жаль от него отказываться. Препятствием для его получения является, по сути, пустяк – отсутствие свидетеля! Подготавливая Тюльпана таким образом, мы ожидали, что он сам предложит свои услуги. Время шло… Тюльпан предлагать услуг не собирался, хотя с удовольствием проводил с нами время. Пришлось мне заговорить самому. На одной из таких встреч я прямо сказал: «Господин Тюльпан, мы считаем Вас самым близким другом и думаем, что Вы не откажете выступить в качестве второго свидетеля – помогите нам!» Неожиданно Тюльпан ответил: «Вы знаете, ведь это дело подсудное, тот, кто лжесвидетельствует, может попасть в тюрьму!..» Я корректно продолжал убеждать: «Мы же просим Вас подтвердить правду, совесть у нас и в том числе у вас будет абсолютно чиста. Вы понимаете, почему мы обратились именно к Вам: свидетелем может быть только честный человек, который верит в честность своих друзей. Конечно, это дело чести и совести. Надо хорошо знать людей, верить в их честь и добрые намерения…» И на этот раз мы были далеки от цели, но не пали духом. Встречи продолжались… Мы старались завоевать доверие Тюльпана. Он как будто бы стал поддаваться и даже сделал заявление, что счастлив подружиться с такими прекрасными людьми. «Вы – сердечные и замечательные люди!..» Но от разговора о наследстве, а тем более о свидетельстве всячески уклонялся. Прошло вдвое больше времени, чем предполагалось затратить на «обработку» Тюльпана. Затягивать дело не имело смысла. Мы решили активизировать свои действия. Однажды вечером мы приехали к Тюльпану домой, он был в хорошем настроении, рассказывал о своих успешных финансовых операциях. Мы решили воспользоваться этим: – У Вас, господин Тюльпан, будет еще лучше на душе, если Вы сделаете доброе дело для своих друзей, – засмеялся я. – Я ваш друг, и я сделаю все, что вы попросите, даже если перед своей совестью, перед Богом я совершу грех… – В этом нет никакого греха, так как у Вас просят подтвердить только правду, – сказали мы. – У меня нет доказательства, что это правда, я просто верю словам моих друзей, и только это побуждает меня идти на помощь, – сказал Тюльпан. После такого разговора мы были уверены, что затруднений не будет. Я посетил нотариуса по наследственным делам, снял копию с брачного свидетельства Лизы, документов о рождении ее и К., заверил их. Нотариус согласился принять присягу свидетелей, чтобы составить бумагу о праве унаследования. Когда все было подготовлено, к нам приехал Тюльпан, он был мрачен… стал отказываться выступать в качестве свидетеля. Это был для нас сюрприз, если не сказать – удар! – Откуда у Вас возникли сомнения, господин Тюльпан, что Вас мучает?.. – Не знаю, отчего, но это меня мучает, я думаю, что это говорит совесть и моя честность. Ведь на самом деле я никогда не знал ни матери Лизы, ни матери К. Идти против своей совести не могу! Весь вечер мы убеждали друга. Он заколебался, обещал позвонить, как только примет решение. Мы начали уставать от этой психологической борьбы: для каждой встречи с Тюльпаном приходилось искать все новые и новые доводы. А он все отказывался, ссылаясь на совесть, то уступал, но к нотариусу идти не соглашался. В конце концов, мы решили испробовать одно средство: воздействовать на воображение Тюльпана, создавая конкретные картины его знакомства с матерью Лизы и сестрой… Неожиданно сам Тюльпан попросил нас приехать в кафе, при встрече он заявил, что готов сделать для нас все, что мы хотим. Я понял, что нельзя упускать момент. И тут же приступил к делу, Тюльпан просмотрел документы, предложил поехать к нему в кабинет на фабрику. «Там удобнее все подготовить», – пояснил он. Тюльпан выписал даты рождения Лизы и К., их матерей, фамилии сестер до и после замужества. Стал высчитывать вслух, сколько тогда ему было лет. Мы помогли ему представить картину тех лет. Тюльпану вспоминалась собственная молодость, и он расчувствовался. – Все мы были в таком возрасте, что я мог влюбиться в Вашу маму и ухаживать за ней! – воскликнул он, глядя на Лизу, затем налил в бокалы вина и предложил: – За прекрасных женщин, которым сейчас 70 лет! К нотариусу мы отправились на следующий день, где и встретились с Тюльпаном. – Как Вы себя чувствуете, господин Тюльпан? – поинтересовался я. – Отлично! Да простит меня Бог! Мы зашли в кабинет, я представил нотариусу Тюльпана как своего старого друга, хорошо знающего семью Лизы. Нотариус предложил ему засвидетельствовать родство под присягой. Тюльпан поднял правую руку и соответственно проговорил: «Клянусь говорить правду и только правду!» Он держался искренне и стойко. Все сказанное сте-нографировалось. Такую же присягу произнес и я. А через несколько минут стенограммы были отпечатаны. Я и Лиза расписались. Нотариус скрепил их подписью и печатью. Теперь это был документ. Законы созданы, чтобы их обходить! «Родственника» отстояли!.. Через несколько дней мы выехали в Париж для завершения формальностей. Но тут оказалось, что представленных документов недостаточно. Нотариус просмотрел документы, признал, что Лиза действительно является наследницей. – Но необходимо еще доказать, что Лиза действительно единственная наследница, – сказал парижский нотариус. Требовалась справка с места рождения отца К., что никого из родственников нет в живых или что они не претендуют на часть наследства. Для этого нужно было обратиться в общину местности, где когда-то проживал отец К., и получить там справку. Я решил воспользоваться помощью Луиса и послать запрос. Из мэрии общины довольно быстро ответили, что там проживают две семьи с той же фамилией, что и у К. Одно цеплялось за другое. Будет ли когда-нибудь конец? И не заведет ли это дело в тупик? Необходимо было посетить обе семьи и представить доказательства, что они не являются родственниками К. А если они «окажутся» родственниками, то как вести себя с ними? Община находилась далеко от города. Это был рабочий район. Нам понадобилось много сил и терпения, чтобы отыскать это место. Обе семьи были родственниками того К., по данным которого проживал наш умерший разведчик. Но, к счастью, родство было отдаленное. В одной семье с большим трудом вспоминали отца К., и когда им разъяснили, что речь идет о чистой формальности, о подписи на справке, что они не претендуют на часть наследства, то подписали без возражения. Члены второй семьи заявили, что претендуют на наследство, и подписывать документ отказались. – В таком случае, Вам придется дать обязательство, чтобы уплатить часть долгов К., а долгов много, – не растерялся я. – Это наш дальний родственник, и нам от его магазина тоже причитается. Дайте нам хоть часть наследства!.. Переговоры шли долго, пока родственники не сдались. Справка была подписана. Пока мы объезжали родственников, нотариат помест
Печальное событие