Взволнованно пела Надя в тот вечер. Она исполняла любимые песни отца. И как много чувства вложила она в них!
Когда раненые узнали, что Надя давно не получала писем от отца, они старались помочь разыскать его. По номеру полевой почты проверили, есть ли бойцы из этой части. В госпитале их не оказалось. Тогда написали командиру части, где служил Платонов.
После уроков Надя часто заходила в госпиталь.
С тревогой спрашивала: «О папе вестей нет?».
Однажды Наде показалось, что раненые знают что-то, но молчат. Они избегали говорить об отце, расспрашивали ее о школе, о подругах. Они жалели ее. Надя это понимала.
«Уж лучше бы сказали правду!» — думала девочка.
Выйдя из госпиталя, Надя шла медленно, не замечая дороги. Она всё думала об отце. «Неужели и его я больше не увижу?» Вспомнились мать, Геня и опять отец. Прощанье с ним на опушке березовой рощи. Захотелось упасть в снег и плакать, кричать.
«Будь мужественной. Ты — пионерка», — сказал он тогда. Надя прошептала сквозь слезы: «Буду, папа!».
Заметив, что она уже вышла за околицу, девочка вернулась в школу, где ее ждала Люся. Говорить о своем горе Надя не могла даже с подругой. Она старалась убедить себя, что догадка о смерти отца ни на чем не основана, и на короткое время успокаивалась. Потом тоска с новой, еще большей силой овладевала ею.
Люся сразу поняла, что с подругой случилось какое-то несчастье. Она ни о чем не спросила, а, взяв Надю под руку, молча вышла с ней из школы. Она не хотела оставить подругу одну в этот вечер и позвала ее ночевать к себе. Надя была тронута чутким вниманием Люси, но от ночевки у нее отказалась. Девочка всю дорогу упорно думала об отце. Ей хотелось быть похожей на него, идти его путем.
Прощаясь, она спросила:
«Люся, могу я подать заявление о приеме меня в комсомол?»
«Конечно, можешь!» — уверенно сказала Люся. Сама она уже была комсомолкой.
«Тогда — завтра. Хорошо?»
Через несколько дней Надя стала членом ВЛКСМ. Она крепко зажала в руке маленький членский билет.
«Я стану, как папа, работать для счастья народа. Отдам все силы служению великому делу Ленина — Сталина!» — внутренне поклялась девочка. Эта клятва и сознание, что она стала членом большой комсомольской семьи, как-то укрепили Надю, дали ей новые силы перенести личное горе.
Весной бабушка принялась хлопотать о возвращении домой. Ей ответили, что хотя их край освобожден Советской Армией от врагов, пропусков еще не выдают. Бабушка узнала, что раньше января вряд ли можно будет туда попасть. Ей очень хотелось весеннюю посевную провести в своем колхозе. Поняв, что это не удастся, она сердито сказала: «И правда, куда я зимой с ребятами поеду! Может, и жить-то в землянке придется!».
А потом, уже спокойно, добавила: «Долго ждали, подождем еще. Да и Надежде надо экзамены сдавать».
В конце учебного года Надя всё время проводила у Люси. Люся жила в крохотной комнатушке с железной печкой, бывшем предбаннике. Небольшое окно выходило прямо в поле. Летом, когда вырастала рожь, колосья ее касались подоконника. Люся любила свою светелку.
«Здесь воздух совсем особенный, — говорила она. — А запах какой, когда хлеб созревает!..» И постоянно можно было видеть, как черная головка Люси и светлая — Нади склонялись над учебниками.
Наступила весна, солнечная, бурная. Заниматься в такие дни трудно. Надю манило в поле, в лес. Но Люся была неумолима.
«Нельзя!» — строго говорила она, и Надя покорно бралась за книжки.
Наконец экзамены сданы, и сданы хорошо. Девушки перешли в восьмой класс и сейчас же начали работать в колхозе. Только Надя из овощеводческой бригады перешла теперь в полеводческую. Работали они, как и учились, дружно.
«Не знаю, почему, — говорила Надя, — у меня теперь даже спина не болит к вечеру».
«Выросла, сильнее стала», — объясняла ей подруга. А Наде казалось, что вместе с Люсей всякая работа легче.
Стояли жаркие июньские дни. Колхозники торопились с сенокосом. Скосили большой луг. Трава на солнце быстро подсыхала.
Вдруг кто-то заметил на горизонте тучу. Она приближалась, медленно расползаясь по небу.
«Вымочит сено!» — разнеслось по деревне. Все бросились на луга.
Люся и Надя побежали первыми. Вот, кажется, сейчас дождь хлынет. Нельзя допустить, чтобы сено мокло. Его спасенье зависит от быстроты работы. И луг очищается на глазах. Высокие копны поднимаются в разных его концах.
Колхозники торопятся, спешат уйти от дождя. Люся осматривает — всё ли сделано, хорошо ли сбиты копны.
Хлынул дождь, — и не дождь, а ливень с ветром и градом. Девушки зарылись в мягкое, душистое сено. Кругом темно. Небо почти черное. Сверкнет молния, разорвет тьму. Кажется, вот она ударит прямо в копну, где спрятались подруги.