Галчонок Шурка с утра принимал живейшее участие празднике. Его привезли с дачи в специально сделанной клетке и поместили на чердаке. Он вырос, тал почти взрослой галкой, но забавлял ребят по-прежнему. Сторожихе приходилось особенно тщательно прятать ключи от входной калитки: Юра научил Щурку таскать их. Сторожиха сердится, бежит за ним, а Шурка сядет на землю и ключи рядом положит. Едва приблизится сторожиха, он опять поднимается в воздух. Ребята смеются, помогают отнимать ключи.
Сегодня Шурка особенно озорничает. Он пытается сесть на медные трубы музыкантов. Его отгоняют. Обиженный, он улетает к юным садоводам и садится на тонкие веточки вновь посаженных деревьев.
— Сломаешь! — кричат ему, — пошел вон! — Рассерженный Шурка сорвал берет с Машиной головы и улетел с ним на крышу сарая.
Маша просит помощи у Коли: Чемпион свистнул. Шурка уже около него, но без берета.
— Принеси! — приказывает Коля. Галчонок неохотно возвращает украденное. После танцев организовали игры, но помешал дождик. Сначала на него внимания не обратили. Думали — пройдет. А земля и трава становились все мокрее. Небо затянуло тучами.
— Надо по домам расходиться, товарищи! Дождик осенний, его не переждешь, — сзывал Леня своих пионеров.
— Пойдем к нам! — уговаривала Лиза Наташу. — Посидим в пионерской комнате. Ребята просили тебя остаться. Хочется поговорить.
Когда девушки вошли в пионерскую, там было много народу.
— Вот и Наташа! — обрадовалась Галя. — Мы сговорились собраться. Сережа и Женя уже здесь. Леня отведет пионеров и вернется сюда.
— А что вы здесь задумали? — спросила Наташа у Дубкова.
— Комсомольское собрание!
— Что ты говоришь, Коля! — возмутилась Лиза. — Мы еще не комсомольцы.
— Я не знал, Вета, как выразиться. Галя предложила собраться сегодня тем, кто готовится в комсомол. Нам хотелось, чтобы Леня с товарищами были тоже здесь…
— Нам важно поговорить с комсомольцами в такой момент, — докончил Юра мысль приятеля.
— Мы с удовольствием пришли сюда, — сказал Сережа. — Пока нет Леонида, — займемся техникой.
Мальчики принялись что-то чертить, доказывая Сереже свою правоту. Он не соглашался и сам чертил.
Наташу окружили девочки. Расспрашивали ее о школе, о лагерных товарищах.
— В городе мы все живем по домам, но часто встречаемся, читаем вместе, — рассказывала Наташа. — На днях кончили книгу Ольги Чечеткиной «Индия без чудес». Автор сама была в Индии делегатом на конгрессе. Индия — бывшая английская колония. Да и сейчас там хозяйничают англичане. Как ужасно народ живет там! Это не жизнь, а мука! У детей совсем нет детства… И какие же мы счастливые, молодежь Советского Союза! — горячо говорила Наташа.
Мальчики оставили свои чертежи и подошли к ней.
— Достань нам эту книгу, Наташа! — попросили они.
— Подождите, товарищи, кажется она у меня в портфеле.
Наташа сходила в раздевалку и вернулась с книгой в руках.
— Вот она! Я оставлю ее вам. А может почитать несколько отрывков, пока нет Леонида?
— Очень просим!
Перелистывая книгу, Наташа говорила:
— Здесь есть немного об Англии, Франции… А я возьму вот эти странички:
«— Поезд остановился… Шум, гомон, сутолока. И над всем этим, все заглушая и подавляя, стоит тонкий, жалобный детский стон: «Подайте…» Десятки детей, калек и просто голодных, тянутся к окнам с этим протяжным стоном.
Мы исколесили всю страну, проехали десятки железнодорожных станций и повсюду слышали этот стон повсюду видали людей, живущих на станциях, под открытым небом не день и не два, а месяцы и годы».
Наташа перелистнула несколько страниц.
— Слушайте дальше! — сказала она.
«Мадрас — один из промышленных центров Индии. В рабочем районе города, на узкой и шумной улице, рядом со скотным двором, стоит небольшое одноэтажное здание. Это — сигарная фабрика. Мы прошли через маленький, заставленный ящиками, тупичок. Низкая дверь ведет в цехи фабрики. Слегка наклоняя головы, мы перешагнули через порог, и вот что мы увидели: в маленькой проходной комнате размером в 3–4 метра на полу сидел взрослый рабочий и вокруг него — человек пять детей в возрасте от 5 до 9 лет. Когда мы вошли в комнату, ребята испуганно вскинули на нас глаза, но продолжали работать. Маленькому худенькому Кандесами едва исполнилось пять лет. Мы смотрели, как он брал своими маленькими руками лист табака, как закладывал его черенок между пальцами маленьких черных ног, как расправлял лист руками и потом отдавал его взрослому рабочему, — мы смотрели на все это и видели: здесь нет ребенка, здесь есть рабочий. Маленький Кандесами никогда не будет знать, что такое детство…
Рабочий день на фабрике начинается в 8 часов утра и кончается в 6 вечера. За эту работу Кандесами получает в день два анна. Что на это можно купить? Один номер газеты стоит два анна, т. е дневной заработок Кандесами. Из 250 рабочих фабрики — 150 детей.
На этой же улице мы посетили папиросную фабрику. Там, в маленькой клетушке, на полу, сидел мальчуган с круглым лицом, лукавыми глазами и… мокрым носом: ему всего четыре года.
— Как тебя зовут? — обратились мы к нему.
— Джани Баша, — ответил он тоненьким голоском, на минуту переставая чистить тупым и коротким ножом листья табака.
И этот ребенок работает 14 часов в день за три анна!
Чудовищная эксплуатация детей — страшнейшее из преступлений английского империализма в Индии. Начиная работать с четырех-пяти лет, дети обычно к 14 годам достигают такой стадии туберкулеза, что либо умирают, либо оказываются не в состоянии работать.
Только 7–8 процентов детей Индии могут ходить в школу, остальные так и остаются неграмотными на всю жизнь. За все время пребывания в Индии мы не видели ни в одной рабочей или крестьянской семье детских игрушек. Империализм отнял у народа Индии самое бесценное сокровище: детство его детей…»
Открыв дверь, Леонид остановился. Его не заметили. Леня не хотел мешать чтению. Он смотрел на собравшихся. Девочки сидели на диване. Они не сводили глаз с Наташи. Ловили каждое слово. Лица их стали печальными. Галя крепко сжала свои худенькие руки.
Гоша подошел к стулу Наташи. Он словно не верил ей, сам старался прочитать. Лицо мальчика было недетски серьезно.
Когда Наташа кончила читать, Гошка молча взял у нее книгу. Он отошел в угол и углубился в нее. Ребята возмутились, хотели вернуть книгу. Леонид остановил их:
— Пусть читает! — сказал он.
Ребята сидели глубоко задумавшись. Они не задавали вопросов. Сережа и Наташа старались оживлять беседу, но все отвечали коротко и вяло. Даже Коля молчал
Подошел Гошка. Он отдал книгу Наташе и молча пошел из комнаты. Внезапно повернулся и быстро, отрывисто заговорил:
— Вот как они там живут! Меня одна тетка назвала «жертвой войны». Мне самому себя жалко было. Я же не виноват, что остался без ног. Хотел, чтобы меня жалели. Сердился, когда наказывали. Думал, что мне должны все прощать. А почему…
Гошка остановился. Вопрос его относился уже ко всем ребятам.
— Почему мы забываем о том, что сделала для нас наша Родина? О нас заботятся больше, чем о здоровых. Как о родных детях… А там? Там, в Индии и других странах, совсем нет детства. Ребята, я часто скверно вел себя. Но я постараюсь… Я стану хорошим комсомольцем!
Лиза молча пожала ему руку. В это время заговорила Нина:
— Вот если б детям Индии рассказать, как мы живем!..
— Они не поверили бы тебе, назвали бы выдумкой и сказкой, — резко оборвал ее Дубков. Удивленная его тоном, Галя посмотрела на мальчика укоризненно. Как бы отвечая на ее немой вопрос, Коля с жаром сказал:
— Разве Нина не слышала, что пишет Чечеткина? Не знает, как живет народ в капиталистических странах, как прячут там правду о Советском Союзе?.. Представил я себе вместо маленького Джани Баша нашу Дунюшку… Вот она сидит в крохотной клетушке и целый день чистит табачные листья…