А на палубе шла своя жизнь: молился гаджа, обратившись лицом к Мекке; неподвижно стояли у борта, точно выточенные из блестящего черного дерева, ловцы жемчуга...
Иногда горе врывалось в корабельный быт: умирал пилигрим — мусульманин, совершавший паломничество к «святым местам», — умирал, так и не достигнув «предела стремлений», о котором мечтал всю жизнь. Единоверцы совершали погребальный обряд. Тело закутывали в белые простыни и с чугунным грузилом сбрасывали в море. Всплеск. На мгновение потревожена светящаяся морская поверхность, и снова мерно колеблется холодный огонь.
Заболотный работал. Он расспрашивал пилигримов, а поздним вечером в каюте записывал названия местностей, откуда паломники начинали свой путь, порты, в которые заходили, и цель странствований. Из отдельных черточек все явственнее вырисовывались главные людские потоки.
Рядом с точными записями Заболотный невольно заносил в тетрадь беглые заметки об увиденном: о прибрежных городах, о незнакомых обычаях, о светящемся море.
Заболотный всегда ненавидел смерть; сейчас это чувство оттеснило все остальные. Он готовился к решительной схватке со смертью, и враг не казался ему таким могучим и непобедимым...
Ранняя смерть от болезней!.. Статистики подсчитали, что в Китае, Индии, Британской Гамбии и во многих других странах средний возраст, до которого живет человек, не превышает двадцати — двадцати пяти лет. Ведь миллионы людей умирают в первые месяцы жизни, гибнут от эпидемий, от голода.
Двадцать лет! Человечество мечтало о бессмертии. Может быть, древняя мечта никогда не осуществится, но разве наука уже сейчас не в силах сократить детскую смертность, уничтожить самые опасные болезни и тем самым, оздоровив нашу планету, удвоить, а может быть, утроить продолжительность человеческой жизни! Это было бы все равно, что в два или три раза увеличить население мира, открыть две новые планеты, такие же огромные, как Земля.
Сверкание моря и звезд врывалось через люк, заполняло каюту. Казалось, все предметы начинают еле заметно фосфоресцировать, льют слабый, почти невидимый свет.
К Джедде корабль подходил днем. Белизна сгрудившихся на берегу строений слепила глаза. Высокие минареты четко вырисовывались на фоне голубого неба, дремали на солнце плоскокрышие дома с решетчатыми балконами.
Стоило сойти с корабля на берег, и сразу исчезало белоснежное видение. Грязь и нищета гнездились в кривых улочках. Женщины черпали из дождевых цистерн зацветшую воду. Повсюду встречались десятки нищих, молча протягивавших руки за подаянием. Больницы были переполнены. То и дело в городе обнаруживались новые вспышки опасных заболеваний.
Заболотный внимательно анализировал все увиденное, много раз перечитывал записи, и ему становилось ясно, какое громадное, вернее сказать — роковое эпидемиологическое значение имеет для мира Аравия. Вероятно, правильнее было бы «город, распространяющий свет» назвать «городом, распространяющим смерть»?
Через Турцию на равнины Кербели и Неджафа везли покойников, пожелавших перед смертью найти вечное успокоение в благословенной земле. В Берейн, к берегам Персидского залива, ежегодно приезжали десятки тысяч ловцов жемчуга. Болезнь могла кочевать и с ними.
Весь мусульманский мир посылал паломников в Аравию; из Басоры в Дамаск двигались торговые караваны.
Ловцы жемчуга, трупы погибших, караваны с коврами и узорчатыми тканями, корабли с пилигримами...
Заболотный прочерчивал на карте пути людских потоков. Они перекрещивались, образовывали клубки и водовороты у берегов Красного моря. Вопрос о распространении инфекции приходилось решать как геометрическую задачу, отыскивая закономерности в сложных переплетениях линий.
Карта становилась все точнее. Заболотный первый из ученых мира начертил фронт чумы от гор Гималайского хребта до Африки, от 'Индии до Монголии. Не отдельные участки, не вспышки эпидемий, а все силы, всю меру опасности охватывал он. Ученый исследовал запасы вируса, пути его распространения, районы, откуда болезнь грозит миру. Теперь оставалось проникнуть внутрь каждой «крепости чумы», понять «конструкцию» хранилищ чумной смерти.
Ученый продолжал путешествие. Он уехал в Монголию — один из самых опасных и постоянных очагов чумы.
Если бы возбудители болезни переходили только от человека к человеку, то, убив последнего, кто стоит в этой местности на их пути, микробы и сами прекратили бы свое суще-