— Я утверждаю, что смерть, при столь странных симптомах после прививок Пастера — прямой результат прививок!— настойчиво повторяет Петер.
«Я утверждаю»!
Он стоит на кафедре, гордо откинув голову, прислушиваясь к своему голосу и любуясь собой, маленький подлый человечек, подобный пушкинскому Сальери, но выбравший ложь вместо яда.
В этот день Николай Гамалея долго не возвращался домой. Он бродил вдоль Сены, по набережной Букинистов, и полицейский, охранявший порядок на этом участке, следовал за ним по пятам.
Полицейский был взволнован: «Кажется, молчаливый гуляка решил покончить с собой. Пусть! Но почему именно в ночь моего дежурства и именно в моем районе?»
Он окликает прохожего и, когда тот оборачивается, прикладывает руку к форменной фуражке:
— Следует ли так долго смотреть на воду, мосье? От этого появляются дурные мысли.
Николай Гамалея вежливо отвечает:
— А вы не думаете, что могут появиться и хорошие мысли?
— О, разумеется!.. Значит, вы не собираетесь прыгать в воду? Я спрашиваю по долгу службы и потому, что каждый утопленник — служебная неприятность здесь, на земле, и грех, за который, как-никак, придется отвечать и там, на небе.
Думает ли он покончить с собой? Не заглянул ли в его мысли этот полицейский, чтобы так искаженно и нелепо перевести их на свой язык? Но то, что он задумал, можно назвать чем угодно, только не самоубийством. И если уж суждено, ему принести маленькую неприятность, то не полицейскому.
Николай Гамалея продолжал свою ночную прогулку. «Чужбина!» Здесь он одинок. Он может посоветоваться только с самим собой. А все решить надо сейчас, не откладывая.
Если его спросят, убежден ли он, что методика прививок, применяемая сейчас, полностью безопасна, не только на девяносто девять, но и на тот сотый процент, о котором говорил доктор Ру и из-за которого Ру разошелся с учителем, то он без колебания ответит:
— Этого еще нельзя сказать. Прививки — огромное и прекрасное благодеяние для человечества. Но методику, применяемую Пастером, надо и можно улучшись, чтобы сделать ее безопасной и действенной на сто процентов.
Значит ли это, что нужно последовать совету осторожных и отказаться от прививок?
Разумеется, нет! Так мог бы поступить исследователь, не имеющий права называться не только ученым, но и просто человеком. Пусть сейчас, спасая десятки больных, это средство одного не спасет или даже повредит одному, убьет одного. Что же, сотнями жизней пожертвовать из-за одной? Ждать?
— Вздор и чепуха!
Он произносит эти слова так громко, что полицейский оглядывается и беспокойно ждет: может быть, мосье передумал и все же бросится в Сену? Сейчас столько самоубийств, и почему-то все эти разочаровавшиеся в жизни люди избрали именно его участок — набережную Букинистов, где бродят тени несчастных влюбленных и голодных, которые описаны в старых книгах. На месте начальства он сжег бы эти книги — ведь не теням' приходится отвечать за каждого утопленника...
Прохожий шагнул далеко от парапета, и полицейский успокоился/
А Николай Гамалея продолжает свои думы.
Пусть опасность есть — надо доказать, что она невелика. Силы расставлены так: наука — враги прогресса. Пастер — Петер.. И второй хочет убить первого. Сальери?
Николай Федорович Гамалея.
К чорту — просто мелкий мошенник, которых столько развелось на Западе, просто бактерия — из тех, что умирают на воздухе и поэтому ненавидят воздух.
Одесское общество врачей послало Гамалею, чтобы он изучил и перенес в Россию новое завоевание медицины. Задача его усложнилась: надо прежде отстоять это завоевание, закрепить его, довершить то, что начато' Пастером.
Значит, и поступить он обязан так, как подсказывают изменившиеся условия.
Надо проверить «смертельный», по Петеру, интенсивный метод лечения. Испытать на себе. Ведь именно так в трудных для науки случаях поступают русские ученые.
Наутро Николай Гамалея, как всегда, раньше всех появляется в лаборатории. Он приступает к опыту, задуманному и решенному накануне ночью.
Первым из ученых мира он проверяет действие на организм здорового человека пастеровских прививок, относительно которых столько' ученейших профессоров в стольких научных столицах пришли к единодушному выводу, что они, эти прививки, ядовиты и опасны, даже смертельно ядовиты и опасны.
Опыт оканчивается успешно. Прививки не причиняют вреда Николаю Гамалее, и он выходит победителем в борьбе с ученейшими коллегами, нанеся первый удар смертельным врагам передовой науки.