Единственный в мире форт, «снаряды» которого долетают до других материков и несут не смерть и.разрушение, а избавление от опасности.
Башни поднимаются все выше, вырастают из неспокойных волн залива. Какое замечательное чувство охватывает тебя, когда наконец открывается входная дверь и в первый раз после возвращения проходишь по чистым крашеным доскам коридора форта; когда, сдав со всей необходимой осторожностью препараты и чумные культуры — «добычу», как называет их Владислав Иванович, — помывшись, отдохнув, можешь до глубокой ночи сидеть у стола, листая покрытые мелким, убористым' шрифтом страницы «Русского врача», глян-цовито-белые листы «Архива» или же спорить с товарищами, понизив голос почти до шопота, чтобы не .мешать другим, и вдруг обнаружить, что все вовлечены в разговор, собрались за одним столом, сидят тесно, а говорят приглушенным голосом, пока кто-нибудь, оглянувшись по сторонам, не заметит:
— Что это мы, коллеги, точно заговорщики! Кому мы боимся помешать?..
— К ва^м как домой приезжаешь, — говорит Заболотный Туочиновичу-Выжникевичу, возвращаясь в форт. — Научный рай!
Владислав Иванович хмурится:
— Ну-с, до идеала еще весьма далеко. Вот, представьте себе, и на нынешний год ассигнования сокращены почти наполовину. Хоть приостанавливай начатые опыты, а вы сами знаете...
По форту ходит шутка, что если бы бог поручил Выжни- кевичу оборудовать рай, Владислав Иванович, истратив все средства на противочумный институт, сооруженный и mi между звездами на облаках, затем спросил бы разрешение уехать в ад, на эпидемию.
— Да, до идеала еще весьма далеко!..
Они сидят в маленькой комнате, обшитой листами брони. Отсюда начальник артиллерии форта должен был управлять огнем. Узкие прорези для оптических приборов заложены кирпичом. Стены увешаны фотографиями в простых рамках. Рядом) два снимка: юноша Мечников в студенческой фуражке и недавняя его фотография, присланная из Пастеровского института в Париже.
Несколько' секунд Даниил Кириллович молча разглядывает портреты Мечникова. Странное дело, столько лет отделяют одну фотографию от другой — уже первая, студенческая, пожелтела от времени, а вторая ведь прислана совсем недавно, — но кажется, что лицо не изменилось. Что-то основное, самое главное, в уголках глаз, складе губ, в общем пытливом и требовательном выражении лица осталось неизменным.
Неожиданно для самого себя Заболотный говорит:
— Вот не стареют такие люди. Видимо, общая судьба всех влюбленных в свое дело — не стареть, а’значит, и в старости умирать молодыми.
Заболотный сам смущается этих случайно вырвавшихся, слишком общих и слишком пышных слов.
— Что это вы, — удивляется Владислав Иванович, — к чему говорить о смерти! В нашем положении смерть — почти дезертирство, не так ли? Дело в самом начале, первая ступенька лестницы, а сколько этих ступенек, сейчас даже определить трудно.
Потом, резко меняя тему разговора, добавляет:
— Вог начали интересные эксперименты, но результаты неопределенные. Может быть, взглянем?
Они идут по лестнице, затем длинным коридором. Перед левой, заразной половиной надевают специальную резиновую обувь, особые костюмы.
В левой половине форта на полах нет дорожек и ковров, шаги отдаются резче. Двери сами собой плотно закрываются. Голые стены выкрашены белой масляной краской. В лаборатории, куда Владислав Иванович привел Заболотного, на металлическом, покрытом белой эмалью столе — стеклянная камера с двумя отверстиями. В первое отверстие введена изогнутая прозрачная трубка с утолщением посредине.’
В утолщении — вата. Трубка заканчивается резиновой грушей. Вторая трубка — выводная, имеет на конце маленькую маску. Из клетки в углу лаборатории экспериментатор осторожно берет морскую свинку.
— Ну, ну! Тише, маленькая!
Маска выводной трубки надевается на голову животного, плотно охватывая шею.
Теперь начинается опыт. Сжимается резиновая груша. Воздух проходит по первой трубке в стеклянную камеру. На дне ее — жизнеспособная высушенная чумная культура. В камере возникает вихрь. Не видно, но можно представить себе, как поднимаются в воздух миллионы микробов. Они заполняют все свободное пространство. Путь через первую трубку отрезан для них ватой, зато микробы свободно овладевают второй, выводной трубкой. Жадно дышит морская свинка. Спадает и снова поднимается ее грудная клетка. С воздухом, который втягивает подопытное животное, поток микробов скользит по слизистым оболочкам рта в трахеи и легкие морской свинки.