Нехватало охраны. Задержанные в карантинах разбегались, и все приходилось начинать сначала.
Хотя, казалось, практическая работа отнимала все время и все силы, научные исследования не прекращались ни на минуту. Заболотный твердо проводил свой план; бой шел на два фронта: с эпидемией, которая уже происходила, и с теми эпидемиями, которые могли возникнуть в будущем.
Самые тщательные лабораторные изыскания показали, что среди крыс эпизоотий нет. Истоки эпидемии следовало искать не здесь.
В Мукдене была созвана противочумная конференция. Заболотный представлял на ней русскую науку, Катазато — Японию, Галеотти — Италию, Мартини — Германию, Петри — Англию, Стронг — Америку.
Международное ученое судилище присоединилось к противникам Заболотного. В мукденской резолюции говорится: «Не доказано, чтобы эпизоотии грызунов повлияли на первоначальное распространение болезни».
Заболотный и на этот раз оказался в одиночестве. Представители науки Западной Европы, Америки и Японии не захотели признать его правоту, пойти путем, который он пробивал почти в одиночку.
Конференция кончилась. Заболотному хотелось поскорее выйти из душного зала заседания, уехать из Мукдена, очутиться «дома», на московском чумном пункте. В дверях его остановил невысокий человек со смугло-желтым, от болезни печени или от маньчжурского солнца, морщинистым лицом:
— Я представляю ряд газет Америки, десять миллионов читателей, профессор, и мне бы хотелось задать вам несколько вопросов. Я не задержу вас, мы отлично сможем поговорить на ходу.
Заболотный не ответил. Маленький человек принял молчание за-знак согласия.
— Один ваш коллега, — продолжал корреспондент, — говорит, что эпидемия не должна внушать особого беспокойства, так как, в конечном счете, смерть от чумы легче и быстрее, чем, например, от голода.
— «Коллега»? — переспросил Заболотный. — Нет, это говорил не мой коллега.
— Значит, вы несогласны. Однако Томас Роберт Мальтус, который, кажется, хорошо известен и у вас в России, еще сто лет назад доказывал необходимость ограничения народонаселения и называл две причины, способствующие этому. Вы их, конечно, помните: голод и развращенность нравов, приводящая к тому...
Заболотный шел быстро, и маленький человек задыхался.
— Томас Роберт Мальтус, священник из прихода Серри,— высоконравственный и ученейший человек, профессор. Вы знаете его прекрасные сочинения и согласитесь, что лучше голод или, в крайнем случае, эпидемия, чем... — Корреспондент не успел договорить.
Заболотный остановился и, круто повернувшись, гневно сказал:
— Уходите сейчас же! Убирайтесь к чорту!
Может быть, представитель американской прессы понимал русский язык или выражение лица Заболотного делало перевод излишним, во всяком случае маленький человек попятился, почему-то на ходу снимая шляпу и кланяясь. Потом повернулся и скрылся за углом.
Казалось, стало светлее, и город выглядит во много раз лучше, чем несколько секунд назад. Заболотный шагал по широким, прямым улицам. Ограда, покрытая желтыми фаянсовыми изразцами, окружала древний дворец маньчжурских императоров. Кое-где изразцы были выбиты пулями. Незаде- ланные проломы в стенах соседних зданий и следы пожарищ напоминали о войнах, прошумевших над этим городом. Теперь чума кралась к городским воротам.
Заболотному хотелось забыть о корреспонденте, но встреча не выходила из головы. Были в истории науки люди, которых Заболотный горячо любил, и другие, ненавидимые и презираемые всем сердцем. «Высоконравственный священник» из аристократического прихода Серри, сытый ханжа, советующий беднякам умирать от голода и болезней, так как это нравственно и необходимо, стоял среди ненавидимых на первом месте.
— Томас Роберт Мальтус... — вполголоса бормотал Заболотный. — И ведь как имя-то это произнес, точно это господь бог или святая дева Мария...
Улицы становились уже. Ремесленники одного цеха селились рядом друг с другом. Улица медников переходила в другую — улицу шорников. По улице красильщиков перед каждым домом виднелись длинные шесты. Сохнущие на них фиолетовые, черные, синие и серые полотнища развевались на ветру и казались флагами неизвестных государств. Пожалуй, самой короткой была улица ювелиров, а самой длинной и оживленной — гробовщиков.
Встреча с американским корреспондентом не прошла даром. Заболотный теперь заново, как бы набело, продумывал события и впечатления сегодняшнего дня.