Но не в крови! Не в организме человека!
За стенами лабораторий болезнь попрежнему переходила от человека к человеку, и перед нею отступали белые кровяные шарики—лейкоциты, эти пограничные защитники человеческой жизни. Микроб убивал так же легко и уверенно, как столетия назад.
Увидеть врага еще не значило победить. Попрежнему на дверях домов мелом рисовались кружки по числу больных и перечеркивались через несколько дней крестами, подводя итог смертям.
Пройдешь ночью — душные испарения недвижно висят над домами, окутывают весь город; темно, только светятся окна лабораторий. Иногда промелькнет за стеклом человеческая фигура, откроются рамы, послышатся негромкие голоса. Потом все затихает — люди из лаборатории ушли: одни — спать, другие — в госпиталь, на ночное дежурство.
Говорят: люди ищут, где лучше. Что привело их сюда, русского — профессора Высоковича, украинца Даниила Заболотного и уроженца Одессы, питомца Новороссийского университета, Владимира Хавкина? Какая властная сила собрала их в зачумленном городе, откуда старался убежать каждый живой?
Видимо, ненависть к смерти, великое чувство превосходства жизни над смертью руководило ими и заставляло бросаться в самые опасные места битвы за человека.
Город попрежнему умирал, но только постороннему наблюдателю могло казаться, что ничто не изменилось. G приездом русской экспедиции силы человека в борьбе с эпидемией возрастали с каждым днем.
Есть ученые, вся работа которых подчинена далекой и всеобъемлющей цели. Для Заболотного Бомбей был прежде всего местом проникновения инфекции, распространившейся по Индии, угрожавшей России и остальному миру. Он чувствовал глубокое сострадание к городу, чувствовал вину науки и, значит, свою личную вину перед каждым умирающим. Но бой для него шел не за одного больного, даже не за один город. Поле сражения было гораздо шире. Бомбей — лишь стычка в войне, продолжавшейся столетия на огромных территориях Азии, Африки и Европы.
Чума скрывалась, но Заболотный знал, что встретится с ней лицом к лицу здесь или за тысячу километров, сейчас или через десять-двадцать лет. Ему только недавно исполнилось тридцать лет, и он думал, что времени у него хватит, для того чтобы завязать генеральное сражение с силой, уничтожившей уже сотни миллионов жизней.
Как для врача припухшие лимфатические узлы раскрывают пути инфекции в организме больного, так Бомбей и Пенджаб, Кизиба и Вейган, Ветлянка и степи Монголии были для Заболотного как бы припухшими лимфатическими узлами, следами движения вируса в организме всего человечества. И надо было проследить это движение, излечить не одного человека, не один город, даже не одну страну — излечить весь мир и прежде всего страны, откуда опасность может угрожать России.
Даниила Заболотного занимала не частная, а общая задача, и он верил в ее близкое решение.
Владимир Хавкин был человеком совсем другого склада. Ученый-практик, он все силы души сосредоточивал на ясных и видимых целях: он искал оружие для практической деятельности врача. Пусть оно не решит полностью исхода битвы, а будет лишь шагом к цели, но главное — чтобы его можно было применить в помощь людям сейчас же, не откладывая.
Утром 10 января. 1897 года Владимир Хавкин приступил к опыту. Идея была подсказана борьбой с другими эпидемиями. Было доказано, что если ввести в кровь человека тела убитых микробов, то, побеждая яд, организм повышает свою сопротивляемость заболеванию, то-есть в той или иной степени приобретает невосприимчивость, иммунитет.
Это было проверено на многих инфекциях. Но не таких, как чума.
Кто мог в первом опыте предсказать, убьет ли человека яд мертвых микробов чумы или яд этот сам будет побежден, научатся ли белые кровяные шарики, расправившись с мертвыми микробами, уничтожать потом и живых или они даже в этом пробном сражении не смогут выполнить своих защитных функций.
— Очень большой риск, — сказал доктор Сюрвайер, помощник и один из ближайших друзей Владимира Хавкина, вместе с ним работавший на бомбейской эпидемии. — Больше, чем просто риск, — повторил он. — Ведь, по существу, мы почти ничего не знаем о биологии чумного микроба.
— А я убежден, что опыт задуман верно, — возразил Хавкин. — И главное, вы согласитесь, что нет времени ждать. Ведь гибнут тысячи людей, а мы абсолютно бессильны и не можем оказать заболевшим никакой реальной помощи.
Началась подготовка к опыту. Чтобы культура микробов лучше росла, в питательный бульон были прибавлены капельки масла. Микробы делились, размножались с удивительной быстротой. Они охватили кольцом стенки сосуда, дно его, тонкой пленкой покрыли поверхность питательной среды и, как бы цепляясь за капельки масла, многочисленными отростками, сталактитами свешивались от поверхности в глубь помутневшей жидкости.